— Ух как его трясет, родимого…
— Пустите, гляну хоть глазком, как конвой рыдает!..
— Ха-ха-ха-ха-ха-ха!
Второй конвоир тоже улыбается, криво правда, но улыбается. Hе вырвались страшные зеки, не разорвали… У гады!..
Разрядил обстановку старлей, психолог видно. Покурил, стоя одной ногою на подножке, дым попускал в автозак, пошутил:
— Вот и покурили, братцы- уголовнички, по-цыгански, но тоже ничего!
Братва, кое-как, но изловчилась и достала свое курево. И в нарушении всех инструкций задымил автозак, воздуха совсем не стало да свое это, знакомое, приятное. Эх, хорошо!..
Прибежал какой-то солдат и к старлею:
— Товарищ старший лейтенант! Тюрьма не принимает, что-то с бумагами напутано!
— Ясно! — щелчком отбросил окурок старлей и повернулся к автозаку:
— Слушай меня, братва! Я привез вас в Hовочеркасскую тюрьму, как приказано. А эти бляди с Ростовской тюряги чего-то напутали, вот вас и не принимают. Сделаем так — я понимаю, там у вас не мед, поэтому узбека я сажаю в кабину, сам сажусь к вам, а дверь буду держать открытой. Все ясно?
— Ясно, — выдохнула братва, тронутая пониманием и сочувствием старлея. И мы поехали назад. С приоткрытой дверью.
Ввалились в родную транзитку и к параше. И пить. И отлить. Затем на холодный бетонный пол. Живем… Hе удалось ментам на этот раз задавить нас, братва, не удалось!.Выдержали, выстояли… А значит сильны мы к духом, и телом (вариант: делом).
Хлеб, сахар, чай, рыбу. И всего в два раза больше, а баланды, хотя на транзите ее не дают, вообше хоть залейся, хлебай — не хочу. Задабривают суки, заглаживают вину, боятся бунта! А мы такие, мы кусаемся, злые мы и только тронь нас! Ух…
Утром повезли снова. Снова как кильку. И снова в сторону Hовочеркасска.
Стоя. В жаре. В духоте. В смраде. Пот ручьями, в глотке сохнет, в глазах круги черные да красные. Как у Стендаля, мать его… Скорей бы приехать, скорей бы.
Конвой другой, да видно предупрежденный — сидит тихо и молча, только глаза настороженно сверкают. Побаиваются… Мы такие, мы злые, бойся нас, берегись!
— Приехали, — разом выдохнули ожидаемое и засветились лица, приехали, братва, кича — зеку дом родной…
Лязгнули ворота, вкатились мы в карман, распахнулась дверь и:
— Выходи!
Вываливаем по одному, автозак вплотную к двери подогнан, сразу в коридор, а там! — дубаки в два ряда, морды красные, злые, рукава рубах закатаны, галстуки языками на заколках болтаются, фуражки на глаза надвинуты, ноги в сапогах широко расставлены… А в руках дубины, что ж такое братцы, где ж такое видано!
