Ростова-на-Дону, выдвинуто обвинение по статьям 70, 198, 209 УК РСФСР.
Учитывая тяжесть обвинения, а также учитывая вашу склонность к бродяжничеству, предполагая, что вы можете скрыться от следствия, прокуратура посчитала нужным применить в отношении вас меру пресечения арест, согласно постановлению номер такой то за подписью главного прокурора Ростовской области. В чем вам и объявлено. Все понятно?
— Да… в общем… все понятно, — память услужливо подсказала: 198 нарушение паспортного режима, 209 — тунеядство, бродяжничество, попрошайничество, а 70…
— А 70 что это?
— Антисоветская агитация и пропаганда. Срок от трех лет и до конца. Так то, молодой человек. Ознакомьтесь и распишитесь, что ознакомлены, и поставьте дату. Сегодня 26 мая 1978 года.
Я машинально расписываюсь и, провожаемый спортсменом, покидаю кабинет.
Переданный с рук на руки, задумчиво шествую в сопровождении вежливого конвоира, не замечая ничего. В реальный мир меня вернул голос:
— Сюда, прошу вас, ваш завтрак.
Я тупо уставился на предложенное мне. Это было так необычно и непохоже на столь обычную для КПЗ и спецприемников баланду…
Передо мной, на столе, за которым еще ночью — под утро сидел мордастый прапорщик, на обыкновенном алюминиевом разносе, стояло следующее: квадрат омлета на тарелке, два бутерброда на другой, с маслом и сыром, в стакане какао… Дополняли сервировку вилка и бумажная салфетка…
Я взглянул на конвоира — не шутит ли он? Hо тот был серьезен и терпеливо ждал, когда я приду в себя и соизволю приступить к трапезе. Я вспомнил — последний раз я ел вечность назад, до ареста, и с жадностью проглотил почти мгновенно предложенное мне. Допив какао, вопросительно взглянул на конвоира — повторить бы, но тот истолковал мой взгляд по своему:
— В туалет прошу, — и указал рукой направление. Так как я не желал возвращаться в темный шкаф, то делал все долго и на совесть. Hо конвоир был терпелив и в конечном итоге я вновь оказался в тесной темноте.
В Ростове-на-Дону мы жили у Мишани… Адрес нам подбросили хипы в Баку, мы приехали толпой восемнадцать человек, но за обещание достроить второй этаж (а обещание мы выполнили) нас вписали на всю зиму… Мы печатали листовки…
Hадо же такому случиться — Мишаня работал сторожем в институте водного транспорта… А там был ксерокс… А мимо такой удачи проходить было грех…
А Мишаня имел «Декларацию»…
В КГБ я провел двое суток. Двое суток в темном шкафу, который, оказывается, называется бокс, боксик. Двое суток в темном боксе. С какой целью меня содержали в темноте — непонятно. Если с целью сломить волю, то меня за двое суток ни разу не вызывали на допрос, только еще четыре раза по разным поводам водили в кабинеты к разному начальству.
