Что мне делать?
Ничего. Продолжать нести службу в прежнем режиме, как советовал Гордеев. Скосить траву вдоль колючки и добиться от подчиненных, чтобы они обходили периметр, а не оглядывали его сонным взглядом, не отрывая задницы от табурета. Только вряд ли я смогу себя заставить служить по-старому, осознавая, что сижу на бомбе с тикающим часовым механизмом.
Внезапно проснулось мучительное желание повторить затяжной глоток, проделанный вчера на ступенях продуктового ларька... Нет. Нельзя. Ни в коем случае. Я обещал Юльке. Я должен сдержать обещание. К тому же мне всегда было стыдно перед Настенькой, когда папа являлся домой «на бровях». Я замечал, как менялся ее взгляд, как она избегала меня. Ребенок с пяти лет научился определять, в каком я состоянии. Мне было невыносимо стыдно за это.
...Рядом хрустнула трава под тяжелой подошвой. Не поворачивая головы, я скосил глаза в ту сторону. Фигура дяди Сани была напряжена, лицо бледное, губы презрительно кривились.
– Ну и че случилось с Кляксой, начальник?
Судя по голосу, он едва сдерживал гнев. Сидельников питал какие-то чувства к этой собаке, неудивительно, что ее внезапная смерть его сильно огорчила. А еще, по всей видимости, он связывал с этой смертью меня.
– Так че случилось? – повторил дядя Саня, разминая кулак.
– Я не буду ничего объяснять.
– Это почему?
– По кочану! Может, наконец оглянешься вокруг и задашься вопросом: что происходит?
– Мне плевать на вокруг. Меня интересует, кто загасил Кляксу.
Теперь я точно понял, что он подозревает меня.
Я повернулся к дяде Сане лицом, избегая прямого, как телеграфный столб, взгляда.
– Полагаешь, я это сделал?
– А кто? У тебя вчера вышел конфликт с народом. Ты решил отыграться. И выбрал в качестве жертвы безобидную собачку. Недаром в обойме карабина не хватает двух патронов. И ясно теперь, почему Тарасыч с утра ходил такой, словно нажрался отравленных грибов. Ты его запугал. Но меня тебе не запугать, начальник.
– Правда, что ль?
– Ага, – ответил дядя Саня. – Я головой кирпич разбиваю. И таким, как ты, типа, командирам, всегда на их место в жизни указывал.
– Головой нужно думать, а не кирпичи разбивать.
– Это ты намекаешь на что?
– Не намекаю. В лицо тебе говорю, что ты тупой, дядя Саня, как валенок, раз не видишь, что у тебя под носом творится.
Размашистый крепкий удар в скулу кинул меня наземь. Рука у дяди Сани и впрямь оказалась тяжелой. Я лежал на лопатках, в голове шумело. Контур лесочка за спиной бывшего десантника двоился, к счастью недолго.
