Лаэрнике посещала почти все службы. Для меня это было нереально — после ночных дозоров надо было хоть немного отдохнуть. Да и днем я предпочитала вместо службы лишний час потренироваться — боевую форму поддерживать было необходимо, ибо дневные прогулки с Лаэрнике по городу являлись отнюдь не развлечением.
Во время прогулок мне приходилось постоянно следить за обстановкой, и не зря — пару раз я пресекла попытки отдельных молодых людей чрезмерно приблизиться к Крылатой. Пока что, слава Богу, дело не доходило до оружия. Одного молодого нахала я усмирила простым болевым приемом, резко вывернув кисть. Это подействовало, пожалуй, сильнее, чем обнаженный меч, — здесь люди имели смутное представление о самозащите без оружия, и мои элементарные навыки рукопашного боя казались им чем-то вроде магии.
Хотя я проводила немало времени рядом с Лаэрнике, поговорить нам удавалось редко. Возле нее постоянно кто-то был — либо монахини, либо падре Антонио. Возможно, я была неправа, но мне казалось, что они пытаются запихнуть ее в какую-то рамку, как картину, помещаемую в качестве украшения интерьера. Но ведь она не картина, а живое существо со своими мыслями, чувствами, внутренней жизнью души… Я вспоминала слова дона Родриго о том, что Лаэрнике должно быть одиноко. Наверное, так и было, но она этого не замечала, с открытой душой стремясь к людям, которые от нее отгораживались незримой стеной. Впрочем, у многих сестер, особенно тех, что постарше, отношение к Крылатой было по-матерински теплое; однако ее внутренний мир их не особо интересовал.
А мне очень хотелось понять, что она за существо, чем живет, что ее волнует. И может быть, рассказать ей о человеке с неисцелимой тоской в глазах, регулярно справлявшемся о ее здоровье в письмах, передаваемых мне мальчишкой-посыльным…
Я никак не могла привыкнуть, что Лаэрнике на все спрашивала разрешение — у монахинь или даже у меня. Вот и на этот раз она спросила:
— Альмира, можно я сегодня не буду летать?
— Почему? — удивилась я. Лаэрнике с улыбкой пояснила:
— Я хочу показать тебе собор.
— Давай просто выйдем на час раньше, — предложила я. — И собор посмотрим, и ты успеешь полетать.
— Ой, это будет здорово! — обрадовалась она и добавила: — Если только мать Марита разрешит.
"А если не разрешит, пойдем без разрешения" — добавила я про себя. В конце концов, ну сколько можно Лаэрнике быть на правах дорогого музейного экспоната? Она ведь живой человек, а у человека должны быть и общение, и друзья.
