— Не будет ни государств, ни войн, — добавил Сережка. Я вздохнул:
— Хотел бы я увидеть это время…
— Может, и увидишь, — сказал Сережка. — Сейчас все происходит быстро, во всех мирах.
— Для этого нужно хорошо потрудиться, отроки, — назидательно проговорил Добрагор. — Это только в сказках сказывают: махнул палочкой волшебной, и готово. Нет. Здесь работать приходится всем: и людям, и Князю. И Княжна Ладомира несет свой подземный крест. Без нее мрак давно бы опутал людские души.
Листья покачивались надо мной, сквозь них проглядывали первые звезды. Оказывается, мы просидели у Добрагора до самого вечера! То ли от свежего вечернего воздуха, наполненного ароматом цветов и трав, то ли от переизбытка впечатлений меня с неудержимой силой потянуло в сон.
— Княжна Ладомира… Я так хотел бы увидеть ее!.. — пробормотал я засыпающим голосом.
— Юр, ты уже спишь. — Сережка попытался меня растормошить: — Подожди, я позову Вихря, он отвезет нас домой!
— Угу. — Я свернулся калачиком на траве между корней могучего дерева и ушел в сон без сновидений.
(*) Стихи — Хулиан дель Касаль, Куба
Глава 3. Солнечный Художник
Я помнил сквозь сон, как Сережка и Вихрь привезли меня домой. До Сережкиной комнаты на втором этаже я добрел сам и рухнул на травяной ковер. Кто-то — кажется, Лилия — накрыл меня пледом и подложил под голову удобную подушку. Помнил еще, неподалеку в ночи горело пламя костра и темнели силуэты самолета и девушки, сидевшей на его крыле…
Проснулся я оттого, что меня тормошил Сережка.
— Юрик, вставай! Лиля и Аксель уходят на испытание. Пойдем их проводим.
— А… Сейчас! — Я с трудом разлепил глаза.
В Сережкиной комнате отсутствовала стена с восточной стороны, и прямо перед нами разгоралась желто-оранжевая полоса рассвета. В небе, медленно менявшем глубокую ночную синеву на дневную голубизну, угасали звезды.
Сережка был в пионерской форме, свежий и подтянутый, словно собирался на утреннюю линейку.
— Там в саду за домом ручей, сходи умойся, — проинструктировал он меня. — Я пока сгоняю за живой водой и яблоками.
Он с топотом сбежал вниз по лестнице. Отчаянно зевая, я спустился следом. В гостиной никого не было. В стеклянной вазе на столе горела одинокая свеча. Под иконой Богоматери мерцала желтым огоньком лампадка. Пахло свежей травой и ладаном.
Выйдя из дома, я прошел в росистый сад и отыскал ручеек, про который говорил Сережка. Присев на корточки, я зачерпнул ладонями и плеснул в лицо холодной воды. Сон как рукой сняло. Может, это была особая вода, для пробуждения?
