*. 4. Рабы — самый многочисленный эксплуатируемый класс, фактически содержащий почти всех свободных. К нему примыкали разные категории не-граждан и трудящиеся бедняки.
Эти группы отличались своим отношением к важнейшей человеческой обязанности — труду. У свободных и неполноправных тружеников труд был в почете, по по мере своего развития рабство «сделало труд свободного гражданина презренным» (Энгельс), исключило труд из списка моральных ценностей. Каждая из перечисленных групп выдвигала свои политические идеалы и социальные программы. Низовые слои, расходясь в деталях, через своих идеологов выражали желание народа жить лучше, без угнетения и неравенства, в условиях социальной справедливости, но настоящих рецептов переустройства общества не знали и знать не могли. Эксплуататорская верхушка всемерно стремилась укрепить свое господство.
Первая группа в общем была довольна своим положением, и попытки социальных реформ исходили лишь со стороны терявшей свое влияние и ущемленной развитием торговли и ремесла аристократии. Вторая — не могла примириться с неравномерным и несправедливым распределением богатств, требуя «сложения налогов» и «передела земли», мечтая о подлинной общинной собственности. Третья группа, паразитирующая, жила на подачки государства. Она не могла довольствоваться своим полуголодным существованием и мечтала о лучшей доле, но ее мечты не вступали в конфликт с существующим строем. Идеал античного люмпена — потребительский, грубый, уравнительный, примитивный «коммунизм», который предоставил бы ему возможность жить, как и прежде, в безделии, по в сказочно улучшенном варианте — в условиях изобилия «золотого века».
Наконец, четвертая группа — абсолютно бесправная, фактически и юридически лишенная гражданства и родины, еще не могла четко осознать свои положительные требования, но стихийно стремилась к уравнению в правах со свободными. Ее идеал — возвращение к состоянию до порабощения или восстановление прежних, давно ставших легендарными порядков, когда не было ни рабов, ни господ, ни привилегированных эллинов, ни презираемых варваров, ни имущественных, ни племенных, ни иных различий и противоречий. Здесь кроется причина идеализации первобытных и варварских народов, из которых происходила подавляющая часть рабов, даже в именах своих несущих воспоминание о давно утраченной далекой и свободной родине.
Для названных выше первых трех групп рабовладельческий город-государство принципиально приемлем. Расхождения и конфликты, иногда очень жестокие, касались не существа, а формы государства — монархии, тирании, олигархии, аристократии или демократии. По отношению к рабам это государство во всех его видах было безусловно враждебным. И рабы платили ему той же монетой. Для них ни одна из его форм, освящавших и закреплявших рабство, не являлась желательной или приемлемой. У раба не было ни отечества, ни патриотических чувств. В ответ на замечание о необходимости защищать родину Дидро воскликнул: «Ерунда! Больше нет родины: от одного полюса до другого я вижу только тиранов и рабов» («Племянник Рамо»). В этом корень первоначального кинического космополитизма, выразившего активный отказ рабов от признания своим государства, которое безжалостно зачеркнуло в них все человеческое, поработило и низвело на уровень рабочего скота. Космополитизм возник как отрицание афинского рабовладельческого государства и реакция на полисную замкнутость.
