Лишь в воскресные дни на трибунах они трепещут, как знамена на ветру, и способны растрогаться, услышав пение соловья. Я видел, как они, крича «Го-о-ол», обнимали своих старых, заклятых врагов.
Будь на то моя воля, я бы организовал чемпионат так, чтобы каждый день командоры ходили на футбольный матч, и приказал, чтобы побеждала их любимая команда — команда командоров.
Теперь я уже могу сказать: Нобелевская премия по химии в этом году была присуждена мне. Но я от нее отказался.
Меня настойчиво убеждали согласиться, даже грозили. Король Густав лично позвонил мне и был предельно любезен, но я стоял на своем — и не раскаиваюсь.
Почему?
Да потому, что нужен был пример. Сейчас, когда все, словно голодные волки, гоняются за титулами и почестями, должен же был появиться человек, способный добровольно от них отказаться.
Жить стало просто невозможно, друзья мои: вокруг одни измученные, бледные лица. Мой сосед по дому, к примеру, всю новогоднюю ночь проплакал. Только потому, что 1937-й прошел, так и не принеся ему никаких почестей. В бешенстве он надавал пинков сыну, который упрямо просил у Деда Мороза духовое ружье.
А один мой родственник!.. Ему сказали: «Обскачи на одной ноге Соборную площадь, и тебя сделают кавалером». Он обскакал, прохожие глядели на этого седовласого чудака в немом изумлении. Потом ему сказали, что это была шутка. Мой родственник тут же покинул Милан, и больше о нем не слышали.
После моего жеста кто осмелится и дальше неистово охотиться за почестями? О, я чувствую, что начинается новая эра!.. Я буду налево и направо раздавать пергаментные удостоверения с золотыми виньетками и розочками. «Синьор Ансельмо Дацци в такой-то день такого-то года отказался… от титула…»
И все повесят мои удостоверения в красивых резных рамках на видном месте в столовой.
Все уже вернулись после летнего отдыха. Никого не осталось? Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь… Я пересчитал всех и увидел: одного недостает. Город зажил своей прежней бурной жизнью, но кто-то на поверку не явился.
А-а, это Амилкар Деис из Флоренции, служащий нефтеперегонного завода. Он должен был вернуться в город 31 августа из Сирате, горного селения, расположенного на высоте тысяча метров. Но не вернулся, и о нем нет никаких вестей. В Сирате его звали синьор Деис, ему прямо домой приносили кувшины с парным молоком, мальчишки наперебой искали в пыли брошенные им никелевые монетки, и даже солнце заходило только для него.
