Определенно, он вошел в транс, причем очень глубокий — ничего удивительного в этом не было. Удивительно было другое: выходило, что состояние транса накрыло его не зависимо от воли: та отступила перед чем-то большим… Когда Дамон снова стал способен воспринимать реальность, то понял, что все еще стоит со свирелью в руках, но судя по положению солнца и просто твердой уверенности, — с восхода прошло довольно много времени. Состояние было какое-то дикое, неузнаваемое…
Нет, дело не в том, что он был обессилен. Как раз наоборот — едва ли не впервые в жизни он был оглушен, попросту опьянен, переполняющей его энергией! Даже после инициации в Башне он свободно впитал и преобразовал полученное, а сейчас сила кипела и бурлила внутри, не желая никуда уходить или успокаиваться. Ощущение было такое, словно вместо крови в жилах вдруг очутилось игристое шампанское…
Постепенно до затуманенного сознания дошла еще одна странность: если сбивающее его с ног изобилие означает, что он вобрал в себя жизненную силу леса — то вместо уютной солнечной полянки должна была остаться уменьшенная копия Пустоши. А между тем в природе царило радостное оживление!
Разумеется, он не только брал силы, но и… Напоминание об инициации снова заявило о себе, и пришлось сделать в рассуждениях следующий шаг, спросив себя: если тогда возникла связь с Башней, то с ЧЕМ связь возникла сейчас?!
Дамон по-прежнему ощущал окружающий лес, как часть себя. И не только лес…
Справиться, отмежеваться от этого искрящегося калейдоскопа удалось мягко сказать не сразу. Сидя на земле и потихоньку приходя в ясное сознание, маг обругал себя: от Сивилла, что ли, заразился безалаберностью и тягой к сомнительным экспериментам? Музыка, это не формулы, с ней работать одновременно и сложнее и проще… Пента-, гекса- и прочим граммам безразлично с каким настроением их чертят, а в песню нужно вкладывать душу, иначе ничего не получится…
Вот он и вложил.
Так, что мир похоже тоже откликнулся в полную меру!
Интересно, все-таки почему лес, ставший проводником и воплощением наполняющей все сущее силы, признал(?) его… Потому что он искренне хотел спасти его дитя больше, нежели любым способом дознаться у эльфенка о Своре? Или элементарно сказалась его основательно разбавленная и всю жизнь молчавшая, проклятая кровь Дивного народа, делающая его тоже чуть ближе к этой связи, чем обычного человека?
Что уж теперь рассуждать! Тем более, что если для него — в сущности, ничего не изменилось, то по эльфику, ради которого все и затевалось, прошедшая ночь ударила беспощадно. Теперь Дамон без проблем мог восстанавливать его истощенную ауру, но если хрупкая психика подростка и сможет оправиться после насилия и пыток, то подобные перипетии сюжета уже врядли вынесет! Детские оправдания 'не специально' — тут не помогут.
