Сад золотого павлина | страница 5



Сказала это Ненек Кебаян и отправилась в обратный путь. Индрапутра же остался у главного везиря, и пожаловал ему везирь баджу и кайн[6] и всяческие драгоценные одежды, а как только наступил вечер, отослал его в дом Ненек Кебаян. Так повторялось изо дня в день.

По прошествии недолгого времени приметил главный везирь, что благороден Индрапутра в обхождении и в том, как он сидит и как вкушает яства, и познал красоту его души и нрава. В дни, когда к везирю являлся народ, Индрапутра садился позади  него и внимал речам в почтительном молчании. И так полюбил главный везирь Индрапутру, и так велика была его милость, что уже не приходилось больше Ненек Кебаян продавать цветы из своего сада.

Шли дни, и преумножалась привязанность везиря к Индрапутре. Индрапутра тем временем возмужал, и обрел несравненную мудрость, и стал еще прекрасней. 

ГЛАВА ТРЕТЬЯ, повествующая о том, как раджа Шахиан повелел Индрапутре отправиться к отшельнику Берме Сакти, как отнял Индрапутра чудесный меч Лаксаманы[7] у грозного раксасы[8] и как повстречался с говорящим черепом 

Тот, кому ведома сия повесть, рассказывает, что в стране, где поселился Индрапутра, правил раджа по имени Шахиан. Он владел обширными землями, и было у него без единого сорок советников— младших везирей. Одно лишь омрачало достославное правление Шахиана —не наградил его Всевышний наследником.

Как-то раз раджа Шахиан отправился на охоту в заповедные леса и возвратился во дворец с богатой добычей, сопровождаемый везирями, витязями и простыми воинами. И устроили они пир, принялись вкушать от яств и сладостных напитков, так проводя свое время.

На другой день государю вновь вздумалось загнать оленя, но он не сумел выследить ни одного, хоть и пробыл на охоте с самого раннего утра до захода солнца. Раджа собрался уже в обратный путь, когда вдруг на него выскочила лань. Государь натянул лук, его меткая стрела настигла лань и пронзила ее, лишив жизни. Едва это случилось, как из-за кустов выбежал детеныш лани, он стал жалобно кричать, после же прижался к мертвой матери.

И, объятый великим изумлением, так помыслил государь: «Ежели неразумная тварь столь привержена к своей матери, что же говорить о сынах человеческих». Опечаленный, возвратился раджа во дворец и подумал: «Не только лесных зверей не желаю я отныне лишать жизни, но и листа древесного не сорву». И государь затворился в опочивальне, возлег на ложе, укутавшись батиковым[9] покрывалом, и сон смежил его веки.