Приют Грез | страница 24
— Господин Винтер?
Эрнст с улыбкой протянул даме руку.
— Добрый день, фройляйн Берген. Я ищу два свободных места и вдруг вижу их за вашим столиком.
— Прошу вас, пожалуйста.
Эрнст представил Фрица, и оба уселись. Эрнст взглянул на Трикс Берген.
Та залилась краской и сказала:
— Я давно вас не видела, господин Винтер.
— Меня здесь не было. Я только сегодня приехал.
— А я — три дня назад. Где же вы были?
— В Берлине.
— Ах, Берлин! Такой прекрасный город! Множество развлечений и шумных празднеств.
— И густонаселенные дома-казармы, — ехидно ввернул Эрнст.
— А на них смотреть вовсе не обязательно. Жизнь свою нужно обставить как можно приятнее.
— А что потом? — спросил Фриц.
— Ах, потом меня не волнует. Ведь сегодня еще сегодня! Я пока молода и красива. — Она начала подпевать мелодию оркестра и поводить плечами. — Мне так хочется потанцевать. Но в этих отвратительных городишках ничего такого нет. То ли дело Берлин — там везде есть танцплощадки. Бостон, фокстрот, матчиш, капельмейстер входит в раж — и тут начинается. Но здесь… — Трикс прищелкнула пальцами.
— Я скоро уеду снова.
— Опять в Берлин?
— Конечно! Там всегда много всего…
— Для счастья вовсе не обязательно жить в большом городе, — заметил Фриц.
— Счастье можно найти и в медвежьем углу, тут вы правы.
— Само понятие о счастье бывает разным, — вставил Эрнст. — У меня есть прелестная знакомая, которая пишет мне, что совершенно счастлива: у нее родился ребенок.
Трикс звонко рассмеялась:
— Не повезло ей!
Эрнст спокойно посмотрел на нее:
— Она замужем и давно хотела ребенка.
— Каждому свое. А я против этого удовольствия, я хочу жить!
— Жить можно по-разному — внутри себя и вовне, — ответил Фриц. — Вопрос лишь в том, какая жизнь ценнее. Шампанское, туалеты, кавалеры, празднества — мне кажется, со временем все это тоже надоедает и наводит тоску. А чем кончается песня? Что остается в старости? Другая жизнь кажется мне, напротив, возвышеннее. Для женщины, высший смысл которой состоит в ее женственности, материнство — прекраснейшая доля! Подумайте только, как это замечательно: продолжать жить в детях и таким образом обрести бессмертие.
Вспыхнув, Трикс перебила его:
— Кто вы такой? И что вам от меня нужно?
А Фриц продолжал как ни в чем не бывало:
— Женщина, не ставшая матерью, упустила самое прекрасное, да, самое прекрасное, что было ей написано на роду. Какое разливанное море счастья для матери заключено в первых годах ее ребенка, от первого неразборчивого лепета до первого робкого шага. И во всем она узнает себя самое, видит себя молодой и воскресающей в своих детях. Женщина может натворить в своей жизни Бог знает что. Но одно-единственное слово все перечеркивает: она была матерью. Вероятно, вы знаете это еще от вашей матушки.