для лиселей
[2], подъемом бом-брам-реев, клетневанием тросов и погрузкой пороха. С вечера я никак не мог заснуть из-за боязни проспать свою первую вахту. А когда вышел на палубу, сознание собственной значимости заставило меня беспрестанно расхаживать по всему судну взад-вперед и всякий раз заглядывать то под форштевень, то под корму. Поэтому я был немало удивлен хладнокровием сменившего меня старого матроса, который уютно устроился вздремнуть под баркасом. По его мнению, такой бдительности было вполне достаточно в спокойную ночь на якоре в безопасной гавани.
На следующий день была суббота, утром с зюйда потянул бриз, мы приняли лоцмана, выбрали якорь и, лавируя, стали выходить из бухты. Попрощавшись с друзьями, которые пришли проводить меня, я едва успел в последний раз взглянуть на город, так как на судне совершенно нет времени для проявления чувств.
Во внешней гавани нас встретил противный ветер, поэтому пришлось стать на якорь на рейде. Там мы простояли весь день и часть ночи. Моя вахта начиналась в одиннадцать часов вечера, и мне приказали разбудить капитана, если ветер зайдет на вест. Около полуночи ветер сделался попутным, и когда я доложил об этом, капитан приказал вызвать всех наверх. Не помню уж, как мне удалось проделать это, но, вне всякого сомнения, у меня не получилось ничего похожего на настоящий хриплый боцманский окрик: «Пошел все наверх! С якоря сниматься!» Мигом все пришло в движение: паруса были отданы, реи обрасоплены, и мы начали выбирать якорь — то последнее, что связывало нас с землей янки. Из-за слабого знания судна я не в полной мере мог участвовать во всех этих приготовлениях. Непонятные для меня команды отдавались с поразительной быстротой и незамедлительно исполнялись; вокруг была такая суета, было столько недоступных моему пониманию криков и действий, что я пришел в полное замешательство. Нет ничего более безнадежного и жалкого, чем сухопутный человек, начинающий жизнь моряка. Наконец, послышались те особенно протяжные звуки, которые сопровождают работу матросов на шпиле. Под штевнем зашумела вода, сырой бриз накренил судно, оно тяжело перевалило через первую волну, словно прощаясь с родиной, — наше долгое, долгое плавание началось.
Глава II
Первые впечатления
Наш выход в море пришелся на воскресенье. На судне было много дел, и нас целый день продержали за работой. С вечера всех распределили по вахтам и был установлен морской распорядок. Когда команду вызвали на корму, я увидел превосходный образчик капитана. Он обратился к нам с короткой выразительной речью, не переставая расхаживать по юту, покуривая сигару и роняя слова между затяжками.
