— На черта он нам сдался! Пусть перебирается к своим… где он на месте!
Томан опять попытался горячо возразить, но Грдличка, не дав ему вымолвить слова, уже закричал, упиваясь своей властью над стоящим перед ним сильным человеком и собственной своей ролью:
— Вы сбиваете с толку простых людей, вы со своей безответственностью доведете их до беды…
— А сам ничего им не сможет дать!
— Когда вы станете гражданским лицом (Грдличка уже весь побагровел от усилий перекричать всякую попытку Томана объясниться), вот тогда можете идти на службу хоть к русскому…
Он вовремя спохватился, проглотил со слюною невыговоренное слово и, подавляя гнев, закончил резко:
— …если таковы ваши представления о совести и чести!
До сих пор Томан не замечал любопытных, собравшихся в сторонке. Это были пленные из хвостовых вагонов, в большинстве — немцы. Но хотя он ничего не видел из-за влаги, застилавшей глаза, он всем телом ощущал, как медленно смыкается вокруг него некая стена и знал, что от первого же его движения она может угрожающе накрениться. Он чувствовал, как его окружала, наваливаясь на него, холодная отчужденность, перед которой он — не более, чем потерпевший крушение; сознание этого делало его покорным и жалким. Покорностью были пропитаны и слова его, которые ему наконец-то дали выговорить.
— Зачем же мне идти на службу к кому бы то ни было? — сказал он. — Я рад, что избавился от этого. Вы бы должны были…
Тут у Грдлички мелькнуло воспоминание, как он когда-то в школе вольноопределяющихся простодушно обратился к одному обер-лейтенанту с теми же словами: «Вы бы должны были…» И он рявкнул так, как тогда рявкнули на него:
— Как обращаетесь?!
Голос Грдлички бросился на покорные слова, как волк на слабую спину ягненка, и сломал, растерзал, разметал еще только рождающееся помышление противоречить.
— Это что за «вы»?! — орал он. — Я вам господин обер-лейтенант, слышите, а не «вы»! Когда я в этом мундире, сам государь император называет меня «господин обер-лейтенант»!
Между Томаном и Грдличкой неожиданно встал капитан.
— Тише, тише, — сказал он со страдальческим выражением лица. — Что это опять за скандал!
Только теперь Грдличка заметил, что их уже окружила довольно большая кучка зевак.
Капитан взял Кршижа и Грдличку под руки и сердечным тоном попросил:
— Уйдемте, господа!
Но уходя, он обернулся к Томану с брезгливым упреком:
— Опять вы — вечно все из-за вас…
Томан увидел их спины и услышал повелительное:
— Дорогу!
