Тоненький лейтенант с забинтованной головой никак не мог изобразить должной степени мрачности и, укрепляя повязку, показывал не столько мрачное, сколько страдальческое лицо.
Когда скомандовали «шагом марш», пленные офицеры пошли — не в ногу, неохотно, с секундным опозданием. Они, конечно, не оглядывались.
Иозеф Беранек шагал четко, по уставу, сохраняя надлежащую дистанцию от офицерского отряда. Впереди справа от него шли лейтенант, смахивающий больше на рядового, и унтер-офицер; позади двигалась привычная серая походная колонна. Вокруг слышалась чешская речь, и Беранек уже совершенно воспрянул духом. С ощущением безопасности к нему вернулась смелость, в которой всегда заключено ядрышко гордыни. Пленные, избавившись от тяжелой солдатской ноши, непривычно легко шагали за Беранеком. Вскоре колонна разлилась во всю ширину дороги.
Лейтенант, чьи движения были порывисты и несоразмерны, как метания дерева в бурю, совсем оттеснил Бауэра к обочине; несмотря на это, Беранек продолжал шагать посередине дороги. Для него естественным было держать строй и не покидать места, определенного ему воинским уставом. Теперь его охватило такое чувство, будто это он, Беранек, ведет огромную колонну войск. И от гордости у него подрагивали колени. Поглядывая временами на унтер-офицера и его приятеля — лейтенанта, он думал про себя и страстно желал это высказать, что солдатский ранец никак не вяжется с лейтенантским званием. От всей души хотелось ему принять этот ранец на свою солдатскую спину. Но на него не обращали внимания, так что Беранек все время только готовился высказать свою почтительную и честную просьбу.
На Беранека и впрямь никто не обращал внимания. Чехи, идущие впереди колонны по четыре, забыли о голоде и усталости и всеми чувствами впитывали новизну окружающего мира, новизну безопасности, которой дышал этот мир.
На широкой разъезженной дороге попадались навстречу им армейские повозки, полевые кухни и целые подразделения, конные и пешие. Поток пленных, разлившийся бесформенной массой, уступал им дорогу и растягивался: пленные глазели на русских. Конвоирующие солдаты устали от бесполезного крика. Надоело им объезжать и равнять это стадо. Они перекинули винтовки за спину, сбили на затылок фуражки. Конные конвоиры отпустили уздечки и, зевая, качались в седлах; кое-кто закуривал цигарки из вонючего табаку. Лошади свесили головы и шагали в толпе людей меланхоличной пехотной поступью.
