Истоки | страница 10
Эти события сильно мешали творческой работе Кратохвила; ведь все это происходило как раз в ту пору, когда, после первых проб пера, появившихся в 1924–1925 годах в периодике, он начал писать историческую эпопею, первый том которой, состоящий из двух книг, он закончил только к концу 1933 года, а годом позже издал под заглавием «Истоки» [20].
Кратохвил не раз говорил об этом своем произведении, как о «запоздалом романе». По его словам, идея романа возникла еще в ту пору, когда в разгаре была полемика вокруг его «Пути революции». Видимо, тогда еще Кратохвил почувствовал, что многие стороны того сложного исторического материала, которому он посвятил свой документальный труд, нельзя во всей полноте осветить иными средствами, кроме художественных — особенно если стремиться показать многообразную, изменчивую, живую человеческую сущность.
В очень интересном письме от 17 августа 1934 года, адресованном советскому критику И. Ипполиту [21], Кратохвил прямо упоминает о том, что «Истоки» должны бы выйти до книги «Путь революции», в которой не раскрыто начало событий и, конечно, их завершение, до которого в нашей стране дело еще не дошло». В «Пути революции» изображено лишь среднее звено, то есть история тернистого пути, история заблуждений, известная под названием «сибирский поход», когда чешские легионы в России, — «это наиболее сильное течение нашего национального движения отошло, откололось от широкого потока современной (русской) революции и беспомощно понеслось по волнам международной контрреволюции». В «Истоках», напротив, захвачено только начало того, «как в стоячих водах мелкобуржуазного болота уже забурлили струи — еще до того, как на них обрушился водопад русской революции».
В зачатке, в истоках чехословацкого национального движения на территории бывшей России, пишет Кратохвил, «действительно не было иных идей», кроме изображенных в двух частях романа — то есть кроме мелкобуржуазного национализма и националистических иллюзий различных народов Австро-Венгрии, «нередко сбитых с толку реальностью социального познания». Поэтому, замечает в своем письме Кратохвил, если для советского человека все это — «пройденная уже экспозиция драматического сегодня», то для западных социалистов «сегодняшний день — не более чем экспозиция главной драмы». Тот, кто изолировал чешское революционное движение от мировой революции, ограничив его одной лишь революцией национальной, продолжает Кратохвил, «для того «Истоки» — завершенный труд, ибо он изображает историю зарождения национального движения», и конец книги был бы для такого человека началом распада изолированной национальной революции, то есть началом ее конца. Следовательно, для таких читателей «именно только первая часть первого тома романа является экспозицией»; остальное — уже конец движения.