Праздник жизни | страница 6
Елена не возражала, и вскоре Адальберт должен был появиться в доме покойной. Да, Елена не возражала, только все яснее чувствовала, что пора наконец разгадать, распутать ту таинственность, которой Элеонора так умело окутывала себя. Елена не ощущала себя продолжением, которое кто-то когда-нибудь тоже продолжит. Она была как обломанная ветка - просто поставили ее в банку с водой, прививали на нее другие ветки и ждали, что из всего этого получится. Возможно, настал самый подходящий момент, чтобы собственноручно пересадить себя в землю, где проявят себя совсем иные законы роста.
Компост прошлого, хоть и достаточно неприятный, все-таки плодотворен. Сегодня соль на раны, тайком зализываемые и врачуемые, означает, что они будут открываться снова и снова. И опять врачевание и грязь, с которыми надо жить дальше, удерживаясь в пределах этики.
Елена все не уходила из промозглого погреба. Она вытащила из кармана жакетки зеркальце и дохнула на него. Поверхность запотела, и Елена тщательно протерла ее кончиком платка. Потом снова дохнула. И так не раз и не два, словно желая в чем-то убедиться. На самом-то деле она просто не решалась приложить зеркало к холодному носу Элеоноры. Удостовериться в смерти. Не задержалось ли то, что называют духом и душою, в этом убранном незабудками застывшем теле? Когда приложенное к носу Элеоноры зеркальце осталось таким же чистым и незамутненным, Елена поняла, какую беспомощность и растерянность от своего незнания испытывает каждый, кто пытается удостовериться в смерти. Наивно надеяться, что душа дастся в руки так же просто, как невидимый поток дыхания, оставляющий следы на зеркальной поверхности, которую, пускаясь на хитрость, суют усопшему под нос. В зеркальной ловушке души отражалось лишь бледное лицо Элеоноры. Впервые Елена смогла рассмотреть его так внимательно, ни на что не отвлекаясь. И хотя глаза Элеоноры были закрыты, Елена узнала многие черты, которые в ее собственном лице жили и менялись. Они с Элеонорой похожи - вот что Елену поразило. Она и в самом деле чувствовала себя, как выращенное в комнате, в торфяном горшочке, растение, которое только-только пересадили в землю. Переплетенные нежные корни рвались и лопались, и таким болезненным было их соприкосновение с землей...
Скрипнула давно не смазываемая калитка, чиркнули речные голыши, которые Элеонора неустанно собирала и тащила в сад.
Явился Адальберт.
Елена увидела его в открытых дверях погреба и даже чуть испугалась.