Поэтому Москва так болезненно отреагировала на заявление США о намерении разместить противоракетный щит в Польше и Чехии. Россия страшно обеспокоена и оскорблена тем, что США шаг за шагом подвигаются к ее рубежам, не понимая, что американская система перехвата в Центральной Европе и расположение американских войск в Центральной Азии вполне сопоставимы с усилением российского военного присутствия в Мексике и установкой российских систем ПРО на Кубе.[1]
Тому, кто захочет понять, почему Кремль упорно продолжает бряцать оружием и бить себя в грудь, почему он так чувствителен и обидчив, следует изменить ракурс. Иными словами, надо попытаться взглянуть на мир и на все, что произошло за последние двадцать лет в бывшем Советском Союзе и Восточной Европе, с российской точки зрения. И тогда мы придем к следующим выводам.
Советский Союз распался мирно. Россия почти без кровопролития отпустила прибалтийские государства и большую часть бывших советских республик, объявивших себя независимыми. В Риге и Вильнюсе погибли человек двадцать — тридцать. Но в сравнении с тем, что могло случиться, просто чудо, что речь идет о десятках, а не тысячах жизней.
Получив от Бориса Ельцина свободу, прибалтийские государства стали интегрироваться с Западом и вскоре вступили в НАТО. Речь идет не только об Эстонии, о Латвии и Литве, но и о Польше, Чехии, Словакии, Болгарии, Румынии и Венгрии. И — с точки зрения Москвы — организация, которая все послевоенное время была врагом номер один, вдруг оказалась буквально у границ России. Это Россия тоже допустила без особенных протестов.
Все это Россия выдержала стоически, а США отблагодарили ее тем, что продолжили наращивать свое военное присутствие в регионах, всегда бывших сферой российских интересов.
Перед Москвой встает вопрос: почему мы должны молчать, пока другие вовсю тянут одеяло на себя? Мы уже ушли из государств, бывших раньше нашими сателлитами, и оставили огромную часть принадлежавших нам территорий. Мы продемонстрировали свою добрую волю. Зачем же США упорно продолжают бередить наши раны?
Причина может быть только одна, заключает Москва: Америка хочет завладеть всем миром. И болтовня о демократии — не более чем прикрытие.
Можно как угодно относиться к подобным рассуждениям, но в том, что русские думают по этому поводу, нет ничего неожиданного или странного. Ожидать, что Россия в одночасье избавится от своего прошлого, своего традиционно великодержавного мышления, своей исторической гордости и ревности по отношению к близлежащим землям, — глупо и наивно.
