Музыка жизни | страница 40
Для кого же ты ставишь рекорд?
И на сорок седьмом километре,
Где стоит Тамерланов утес[2],
Грунт дорожный, дождями размытый,
Неожиданно «АМО» занес.
И с обрыва скатилося «АМО»,
Не догнав рокового «Форда».
Ведь недаром предчувствовал Коля,
Что сегодня случится беда.
Обернулася в ужасе Рая,
Завизжали ее тормоза.
Ой ты Рая, суровая Рая,
Что с реки ты не сводишь глаза.
Ты бросаешься в волны с обрыва,
На лице твоем черная тень…
И напрасно на энской дороге
Поджидали компрессор в тот день.
Он доставлен был только назавтра,
Сам диспетчер доставил его.
А от бедного Коли и Раи
Не осталось почти ничего.
Только там, где утес Тамерлана,
Слышен часто шоферский сигнал.
Там лежит от «Форда» карбюратор
И от «АМО» помятый штурвал.
Есть по Чуйскому тракту дорога,
Много ездиет там шоферов.
Среди них был отчаянный шофер,
Звали Колька его Снегирев
Вот, собственно, и вся история. Правда, боюсь, что несколько куплетов я все же позабыл. Когда после долгих лет забвения Галича и проклятий в его адрес, случился первый в нашей стране вечер памяти (а это было в начале перестроечных лет), я вел ту встречу в Московском Доме Кино. И тогда я рассказал эту незатейливую историю и прочитал наше совместное стихотворное баловство.
Не множу я число друзей
Сверстнику
Его взяло отчаянье и зло.
В тюрьме родился, в ней провел всю
жизнь он.
Иным везет. Ему не повезло:
застенком для него была отчизна.
Пожизненно! Весь срок прошел в тюрьме,
где свыкся он с суровым распорядком.
Он знал, конечно, что живет в дерьме,
но уговаривал себя, что он в порядке.
Он жал плечом – незыблема стена!
А правила жестоки, неизменны.
Да, на таран не шел, и в том его вина.
Порой лишь бился головой о стену.
Считал, что в каталажке и умрет.
Но вдруг начальник новый был назначен,
пробил в стене дыру, проем, проход
и для начала всё переиначил.
Привольный мир открыла та дыра:
дорогу, речку, луг, где лошадь ржала.
В пролом рванула первой детвора
и босиком по полю побежала.
Ребята в речку прыгали визжа,
они свободу приняли как должно.
А он, привыкший к кулакам вождя,
с опаской шел, наощупь, осторожно.
Приволье, а ему не по себе:
нет стукачей, не бьют, не держат плетку.
И он, мечтавший о такой судьбе,
вдруг захотел вернуться за решетку…
Он рад и злобен. И в конце пути
всё проклинает и благословляет.
Тюрьма не только держит взаперти,
она к тому ж еще и охраняет.
Гримасой жалкою его лицо свело,
фигура сгорбилась понуро и устало.
С эпохою ему не повезло —
как раз на жизнь свобода опоздала!
Книги, похожие на Музыка жизни
