Рабина мы нашли на площади. Мы сразу его увидели, как только вышли из автобуса. Он был тогда совсем крошкой и дрожал от холода. Я, Тиран и еще одна девочка, которую мы там встретили, – герлскаут из «Цеила», – мы пошли искать ему молока, но в «Эспрессо-баре» нам не захотели ничего дать, а в «Бюргер-ранче» молока не было, потому что они соблюдают кашрут. Наконец мы нашли лавочку на Фришмана, там нам дали пакет молока и пустую баночку из-под творога, и мы налили ему молока, и он все вылакал в один присест, а девочка из «Цеила», которую звали Авишаг, сказала, что мы должны назвать его «Шалом»,[16] потому что Рабин умер за мир, и Тиран кивнул и попросил у нее телефон, а она сказала, что Тиран очень милый, но у нее есть бойфренд-солдат, и, когда она ушла, Тиран погладил малыша и сказал, что в жизни не согласится назвать его «Шалом», потому что «Шалом» – это какое-то йеменское[17] имя, и что мы назовем его Рабин, а она может идти на хуй к своему солдату, потому что лицо у нее, может, и красивое, но фигура вся кривая.
Папа Тирана сказал Тирану, мол, его счастье, что он несовершеннолетний, но сегодня это может и не сработать, потому что побить кого-то палкой – это вам не жвачку из киоска стянуть. А Тиран все молчал, и я почувствовал, что он вот-вот опять заплачет, и тогда я сказал папе Тирана, что это все из-за меня, потому что, когда Рабина задавило, это я позвал Тирана и сказал ему про Рабина. А водитель мотороллера, который сначала вел себя вежливо и извинялся, спросил, что это я кричу, и, когда я объяснил, что кота звали Рабин, только тогда он разозлился и дал мне пощечину. Тиран сказал папе: «Этот говнюк не остановился на знак, задавил нашего кота и потом еще дал Синаю пощечину – так ты что, хотел, чтобы я молчал?» Папа Тирана не ответил, прикурил и как ни в чем не бывало зажег еще одну сигарету для Тирана. А Тиран сказал, что мне стоит свалить домой и тогда хотя бы я не буду во всем этом замешан. Я сказал, что так не годится, но и он, и его папа настояли на своем.
Перед тем как подняться домой, я остановился на минутку у могилы Рабина и подумал, что было бы, если б мы его не нашли, как бы тогда выглядела его жизнь. Может, он бы замерз насмерть, но скорее его подобрал бы кто-нибудь другой, и тогда его бы не задавило. Все в жизни – вопрос удачи. Даже подлинный Рабин, – если бы после того, как допели «Песню о мире», он не спустился со сцены сразу, а немножко подождал, он бы еще был жив, и вместо него выстрелили бы в Переса. Так, по крайней мере, сказали по телевизору. Или если бы у той девочки на площади не было бойфренда-солдата и она дала бы Тирану свой телефон, и мы бы назвали Рабина «Шаломом», его бы все равно задавило, но хоть драки бы не было.
