Весь день девочка грустила, поняв, что у нее, кажется, уже никогда не будет блестящих глаз. Все рассказы, и песни, и гимнастики не смогли развеять эту грусть. Время от времени, когда ей почти удавалось все забыть, она видела молчаливого мальчика, он стоял на другом конце дворика и смотрел на нее, и его глаза, как назло, блестели все сильней.
Я еду по старой трассе на юг, в сторону Ашдода. Рядом со мной сидит Бени-Багажник, слушает радио и барабанит по приборной панели. Он прекрасно знает дорогу, еще с доармейских времен, он тогда жил в этой части страны и каждую пятницу ездил с друзьями в Тель-Авив. Они-то и придумали ему эту кличку, Бени-Багажник. Сегодня никто уже не называет его Бени-Багажник, и даже просто Бени не называет. Сегодня большинство людей называет его «господин Шолер» или «Шолер». Его жена зовет его Биньямином. Мне кажется, ему не слишком нравится, когда она его так зовет.
Сейчас мы едем в один областной совет под Гедерой заключать сделку. Вернее, он едет ее заключать, а я его везу. Это моя работа, я шофер. Когда-то у меня был бизнес по доставке молочных продуктов, это гораздо больше денег, но уж очень меня не устраивало вставать каждое утро в четыре часа и ругаться со всякими жадными лавочниками из-за десяти агорот. Бени-Багажник однажды сказал мне, что я человек без амбиций, и поэтому он мне завидует. То был единственный раз, когда я почувствовал, что он передо мной выпендривается. В основном он как раз нормальный парень.
Уже с первого дня, когда я начал на него работать и открыл перед ним дверь машины, он сказал, что не надо открывать ему двери и что он всегда сидит спереди, даже если читает или просматривает бумаги. Когда мы останавливались поесть, он всегда угощал. Это мне как раз не нравилось, и в конце концов мы договорились, что за каждые пять раз, когда он угощает, один раз угощаю я, потому что он зарабатывает примерно в пять раз больше меня. Это была его идея, а я согласился, потому что в этом был резон.
Первый раз я его угощал в одном мясном ресторанчике возле заправочной станции где-то на юге. Еда была дерьмовая, а официанта осенило, как раз когда я собрался платить: «Ух ты, чтоб я сдох, если это не Бени-Багажник!» Тот как бы улыбнулся официанту и покивал, но я видел, что эта встреча совсем не вызывает у него восторга. У нас был договор, что, если один угощает, другой оставляет на чай, и по дороге к двери я вдруг сообразил, что он ничего не оставил официанту.
