Азъесмь | страница 18



Дапочка

Первые подозрения возникли у него из-за запаха. Не то чтобы от нее вдруг стало пахнуть другим мужчиной, каким-нибудь густым мужским лосьоном или волосатым потом. Просто ее собственный запах, всегда такой нежный, почти неощутимый, вдруг стал головокружительно сильным. А кроме того, она время от времени исчезала, ненадолго, на четверть часа, чуть больше, а потом возвращалась как ни в чем не бывало. Дошло до того, что однажды, во время «Мабата»,[8] она попросила его разменять ей сто шекелей. Полный подозрений, он медленно потянулся за кошельком, выудил из него две бумажки по пятьдесят. «Спасибо», – сказала она и легонько поцеловала его в щеку. «Пожалуйста, – сказал он, – но скажи мне, зачем тебе ее разменивать, вдруг, посреди ночи?» «Просто так, – улыбнулась она. – Правда, нет никакой причины, захотелось, и все», – и исчезла на кухонной веранде.

Они не стали меньше трахаться – а это, говорят, верный способ выяснить, есть ли у нее кто-то еще, – а когда трахались, делали это с прежней страстью. Она не начала просить у него больше денег – второй признак того, что дело дрянь, – наоборот, стала экономнее. Что же до разговоров между ними, то они и раньше не слишком много беседовали, так что и здесь, собственно, не было повода для подозрений. Но он все равно знал, что существует нечто – тайна, покрытая мраком, таким мраком, что у нее появилась темная кайма под ногтями, как в фильмах, где в конце выясняется, что твоя женщина – проститутка, или агент Мосада, или что-нибудь в этом роде.

Он мог выследить ее, но предпочел ждать. Наверное, слишком боялся того, что мог обнаружить. Пока в один прекрасный день мигрень не заставила его вернуться с работы в середине дня, припарковать машину прямо у въезда во двор и увидеть, как рядом с ним останавливается серебряная «мицубиси» с наклейкой партии «Центр» и принимается бибикать: «Ну же, подвинь машину, ты что, не видишь, что перекрыл мне въезд?» Честно говоря, ему особо нечего было перекрывать на въезде в собственный дом, но рефлекторно он слегка подвинулся и дал «мицубиси» проехать. Выйдя из машины, он подумал, что хоть голова и раскалывается, а все-таки хорошо бы проверить, зачем этот центровик явился к нему во двор. Он успел сделать всего несколько шагов, как вдруг увидел ее, посреди запущенного двора, как раз там, где когда-то обещал ей посадить шелковичное дерево: на ней был грязный синий комбинезон, и она склонялась над «мицубиси», держа в руках черный шланг. Он поднял глаза и увидел, что шланг ведет к бензоколонке. Рядом с бензоколонкой стоял воздушный насос, а между ними – маленькая будка с табличкой. А на табличке было написано крупным детским почерком: «ДЕШЕВЫЙ БЕНЗИН». «Полный, полный! – услышал он крики водителя. – Заливай ей в глотку, пока не задохнется!» С минуту он пялился на нее. Она его не видела, потому что стояла к нему спиной, а когда колонка дзынькнула в знак того, что бак полон, он встряхнулся, как от дурного сна, вернулся в машину и поехал обратно на работу как ни в чем не бывало.