Я прыгнул в резной ящик, украшенный золоченым гербом, задернул плотные занавески, откинулся на сиденье и постучал кулаком по стенке, давая сигнал двигаться.
Придется выйти около городского рынка, там такая мешанина, что потерять можно не только человека, который этого страстно желает, но и того, кто изо всех сил цепляется за вас, стараясь не отстать. Оттуда до Нового моста – рукой подать.
Две нужные мне фигуры я отыскал взглядом сразу же, едва вступил на мост. Женщина жалась к каменной опоре, пытаясь изобразить праздно гуляющую горожанку с ребенком.
Плохая из нее лицедейка. Испуганный вид, с которым она озиралась по сторонам, лишь привлекал ненужное внимание. Девочка, напротив, вела себя так, как положено обычному ребенку: пыталась просунуть голову между каменными балясинами моста, чтобы поглазеть на текущую внизу воду. Я подошел к женщине и коротко кивнул. Глаза служанки были на мокром месте, она с трудом сдерживалась, чтобы не зайтись в плаче.
– Кто он тебе?
И зачем, спрашивается, спросил? От этого вопроса глаза прислуги еще больше повлажнели.
– Племянник, сестра из деревни прислала, чтобы в люди выбился, – чуть слышно прошептала женщина.
Я кивнул, принимая объяснение. Столица каждый год втягивала в свое бездонное чрево сотни малышей, подростков и взрослых, желающих «выбиться в люди». Кое-кому это удавалось, кое-кто до счастливого мига не доживал, остальные становились обычными неудачниками с пустыми душами, сожранными большим городом.
– Куда ты водила ребенка? – Мой вопрос, заданный ледяным тоном, заставил женщину вздрогнуть и торопливо утереть набежавшую слезу.
– Она попросилась по нужде.
Я полез за пояс, и служанка побледнела, как простыня. Несмотря на то что вокруг сновало множество народа, она боялась меня до судорог. Это хорошо, это давало ей шанс выжить.
Я достал кошелек, сунул его в руку несчастной и сказал:
– Забудь, что у тебя был племянник, а твои родственники должны забыть, что у них был сын. И этого ребенка ты тоже не видела. Все поняла?
Женщина дрожащей рукой сунула кожаный мешочек за пазуху и кивнула, не поднимая глаз.
– Хорошо, что поняла, потому что от сообразительности теперь зависит твоя жизнь. Если желание поговорить все же окажется сильнее страха, приготовься умереть прежде, чем с языка сорвется первое слово. И поверь, я тут буду ни при чем. – Дав последний совет служанке, забрал из ее ладони маленькую детскую ручку.
Женщина вздрогнула от прикосновения, развернулась и, как тяжелобольная, неровными шагами пошла прочь. Я только покачал головой – если служанка не успокоится в ближайшие полчаса и вернется в таком состоянии во дворец, ставлю десять золотых – женщина не проживет и трех часов. Секретарь не оставит ей шанса.
