Заскочил на секунду в шатер, но передумал. Принял решение позавтракать на свежем воздухе. Такое, по мнению Карла Густава, да еще когда наблюдаешь за баталией, могли себе позволить только он да его величество Карл XII.
Распорядился, чтобы денщик, тот как верный пес, всюду следовал за фельдмаршалом, накрыл стол. Служивый засуетился, пытаясь угодить Карлу Густаву, из-за чего в спешке, чуть не сшиб караульного с ног. Скрылся в шатре. Минуты три отсутствовал, и лишь после этого вытащил на свежий воздух небольшой стол. Накрыл его скатертью, затем притащил табурет, поставил рядом. Умчался за обедом для Реншильда.
Между тем, ожидая пока денщик вернется Карл Густав сел и взглянул на колясочку с литаврами (12), что стояла по правую сторону от ставки. Усмехнулся. Несколько трубачей бродило около нее. Их инструменты были разложены на козлах. Кликнул старшего из них. Тот тут же явился перед суровыми очами офицера. Вытянулся в ожидании приказаний.
В нем фельдмаршал признал того самого служивого, что летом тысяча семьсот третьего года от Рождества Христова, выбрался из захваченного русскими Мариенбурга. Был он высок ростом, в плечах широк. Говорили, что тогда, перед самой осадой польского городка, женился на (то ли дочери, то ли воспитаннице местного пастора) некой Марте Скавронской. С того самого момента, как трубач вернулся в строй, тот так и не знал что с его милой, и жива ли она вообще. Но с тех пор, была ли всему виной любовь к этой девице, никто не видел на его лице улыбки. Все эти амурные чувства, как считал Карл Густав, во время войны только мешают. Отчего сам предпочитал о своей супруге, что осталась в Стокгольме, старался вспоминать как можно реже. Былую красоту женщина потеряла, а бередить прошлыми воспоминаниями душу не хотелось.
-Немедленно играть бодрую музыку, – приказал он служивому.
Тот так и не улыбнулся. Ушел. Музыканты взяли инструменты и заиграли марш.
Появился денщик с подносом. Поставил его на стол, и отошел в сторону, чтобы быть все время рядом с Реншильдом. Мало ли чего взбредет в голову фельдмаршалу. Сам же Карл Густав снял крышку и потянул носом приятный запах поджаренного мяса.
Реншильд поздно сообразил, что происходит что-то не ладное. Вначале он подумал, что музыканты стали фальшивить. Неприятный и непонятный звук достиг его уха. Фельдмаршал оторвал свой взгляд от тарелки, и хотел было прикрикнуть на трубачей, но каково, же было изумление, когда он заметил, что в его сторону летели с десяток продолговатых предметов, в которых Карл Густав через секунду признал фейерверк. Тот самый, что обычно используется в мирных утехах.
