— Вот здесь я закапывала свой завтрак.
Вынув из кармана платок, она смочила его угол языком.
— Ты испачкался, — сказала она, вытирая ему лоб.
Все эти жесты отменяли место, страну, все на свете. Он почувствовал, что пора возвращаться к действительности.
— Расскажи мне что-нибудь про Эмброуза.
— Когда он лежал, его голос становился тихим и рассудительным.
— Что еще?
— Мы обычно трахались с ним на «Каюге».
— На дневном пароме? Господи, неужели на «Каюге»?
Он понемногу вытягивал из нее историю со Смоллом, как занозу из женской ладони. Клара неизменно его шокировала.
— Будет ли простительно сказать, что я осталась с ним, потому что он купил мне рояль?
— О чем ты мне рассказываешь?
— Я любила рояль. С ним я могла забыться. Избавиться от суеты, найти уединение.
У Эмброуза были деньги, игра на скачках, он всегда побеждал. А у меня — моя работа на радио и рояль. В некоторые вещи лучше не вникать, иначе сойдешь с ума. Как ты считаешь?
— Я не знаю.
— Иногда я спала, к примеру, с его другом Бриффой. Воздух вокруг него был полон возможностей.
— Мне нравится такой воздух.
— Бриффа был очарователен. Европейская вежливость, намек на брутальность, счастливый брак. Мне он нравился, потому что был выбрит с головы до ног и привлекал к себе внимание. Он был театральным художником. У него был свой взгляд на вещи, и это само по себе прекрасный афродизиак. У Эмброуза его не было. Но он собирал вокруг себя таких людей, как Бриффа. Никто другой не стал бы иметь с ними дела, не говоря уже о том, чтобы дать им работу. Это была борьба — Смолл со своими друзьями против всех. Эмброуз вел осаду, крушил остатки богатых семей, у которых дела были совсем плохи.
— Да, а ты была пианисткой.
— Да, пианисткой, музыкальной интерлюдией, дневным романсом.
— Он первый трахнул меня в задницу.
Потрясенный Патрик неподвижно лежал рядом с ней в полуденном свете дня. Он не мог говорить о своем прошлом так спокойно, как она. Не любил вспоминать о любовных отношениях и старался о них не думать. Он мог открыть правду о своем прошлом, только отвечая на конкретный вопрос. Обычно его выручала привычка к неопределенности.
Внутри его была стена, за которую никто не мог проникнуть. Даже Клара, считавшая, что это его испортило. Крошечный камешек, проглоченный много лет тому назад, рос вместе с ним, и он носил его с собой, потому что был не в силах от него избавиться. Причины, по которым он прятал этот камень, возможно, уже давно исчезли сами собой… Патрик и его ничтожный камешек, проникший в него в неподходящее время его жизни. Тогда этот камешек страха был крошечным. В семь или двенадцать лет Патрик мог бы с легкостью от него избавиться, просто выплюнуть его и идти вперед, забыв о нем на следующем перекрестке.
