— Ты не спишь?
— Сколько времени? — спросила она.
— Еще ночь.
— А…
— Я люблю тебя. Ты когда-нибудь была влюблена? В кого-нибудь, кроме Эмброуза.
— Да.
Он был неприятно удивлен ее небрежным признанием.
— Когда мне было шестнадцать, я влюбилась в парня по имени Стамп[2] Джонс.
— Стамп!
— У него была проблема с именем.
— Еще бы!
— Спокойной ночи, Патрик. Я уже сплю.
— Эй!
Он встал и прошелся по дому, он был счастлив и свободен, как никогда. Клара крепко спала, слегка посапывая, надев для тепла одну из его рубашек. На ее лице блуждала улыбка. Как будто она подсмеивалась над ним. Ему захотелось добраться до Стампа Джонса и избить его до полусмерти. Шестнадцать! Где он был, когда ей было шестнадцать? Она была любовницей Смолла, любовницей Стампа и кого еще? В этот час он чувствовал, что околдован ее телом, что блуждает в лабиринте ее прошлого.
Минут десять Патрик смотрел в окно и наконец заметил тень на стекле — древесную лягушку. Он зажег керосиновую лампу и поднес ее ближе. Pseudacris triseriata. «Привет, дружок!» — шепнул он светло-зеленому пятнистому тельцу, висящему на стекле.
— Клара…
— Кто там?
— Эмброуз.
Любовь была для него чем-то вроде детства. Она позволила ему раскрепоститься, быть раскованным и не бояться показаться глупым.
Она мгновенно проснулась и смотрела на него так, будто он сошел с ума.
— Иди сюда, я хочу кое-что тебе показать.
Она посмотрела на окно, потом опять на Патрика, но промолчала.
— Он хочет, чтобы ты разделась.
— Патрик, сейчас три ночи, пора спать. Ты должен искать моего любимого. — (Любимого! Он усмехнулся.) — Ты хочешь снова заняться любовью, да?
— Там древесная лягушка!
— Древесные лягушки любят гулять при лунном свете.
— Да, но они выходят только днем. Он хочет видеть твою грудь, твой живот.
— Это что, какой-то большевистский обычай?
Она расстегнула рубашку и встала между ним и стеклом.
— Завтра ночью он, наверно, приведет своих собратьев, чтобы на тебя посмотреть. Иногда их называют колокольными лягушками. Возбудившись, они издают звуки, похожие на колокольный звон. А бывает, лают, как собаки.
Она наклонилась и, прижавшись к стеклу губами, поцеловала зеленый живот.
— Привет, Эмброуз, — шепнула она. — Как поживаешь?
Обняв сзади, Патрик взял ее за грудь.
И залаял.
— Однажды, очень скоро, я уеду.
— К Эмброузу.
— Да… Я знаю, что он жив.
— Боюсь, мы больше не увидимся.
— Продолжай, Патрик, но в тебе нет сожаления.
— Странное слово. Оно предполагает какие-то перемены к лучшему в самом себе.
