Он внимательно рассмотрел небритую морду этого типа, приехавшего посмотреть на результаты его работы и опустил бинокль. Морда ему не понравилась — у типа были пустые глаза, неаккуратная плешь и седоватая щетина. Ему был хорошо известен этот тип людей — старый легавый пес, умеющий работать. Приехав на место, тип сделал именно то, что сделал бы он сам на его месте, не суетился и не делал лишних движений. Теперь, ждет опергруппу. Пусть ждет — ничего им не раскрыть. Пусть он не успел убрать за собой, — Герта сцепилась с бродячими собаками, и поднялся шум. Убитые были никем. Нельзя найти того, кто убил никого. Он отошел от амбразуры окна и спокойно отправился спать, точно зная, что недремлющий голос пробудит его в случае опасности.
Прихватив бутылку, Воронцов ехал домой через базар и тут снова увидел пришмондовку, которую выкинул из опорного пункта утром, надеясь, что после полученного внушения она откочует куда-нибудь подальше с его территории. Теперь она снова что-нибудь украдет или наладится спать под киоском, ее снова приволокут на опорный пункт разъяренные торговцы или сторожа, и ему снова придется разбираться с этим говном. На вид ей было лет четырнадцать, но могло быть и двенадцать и шестнадцать — черт их разберет, этих беспризорных. Проблема с ними состояла в том, что почти у каждого была где-то берлога, где сидела мать-пропойца, но будучи насильственно воссоединенными с семьей, он через час, снова оказывались на улице и на шее у опера-территориальщика. А если берлоги не было, то их следовало везти в детприемник, который находился за 120 км в другом городе, на что у опера по несовершеннолетним не было ни желания, ни времени, ни транспорта. Поэтому райотделовская практика шла по такому пути — ты задержал, ты и возись. Пока беспризорник находился на улице или его мутузили на опорном пункте, он был никому не нужным мусором. Но в стенах райотдела вместе с ним возникал фактор ответственности, его нельзя было посадить в «обезьянник», нельзя было выставить в коридор, нельзя было выгнать на улицу, но надо было поить, кормить, водить в туалет, куда-то пристраивать на ночь и вообще куда-то пристраивать. Если это была беспризорница, то вместе с ней возникали еще и половые проблемы, официально опер не мог ее даже обыскать. Между работой на улице или на опорном пункте и работой в райотделе была гигантская разница, и дурак, взваливший себе на шею хомут, притащив беспризорника в контору, без всяких перспектив на раскрытие служил посмешищем для всего райотдела и мог не рассчитывать на сочувствие. Больше всего на свете Воронцову хотелось сейчас выпить и завалиться спать, но проблему следовало решать здесь, сейчас и персонально, пока его напарник Дядык еще не приполз на опорный пункт и не наделал глупостей. Дядык был безотказным человеком, хорошим исполнителем и хорошим собутыльником, но опер из него был так себе, поэтому следовало возблагодарить Господа за то, что вовремя Дядык приходил только на общую сходку в райотделе, а до опорного пункта добирался не ранее, чем решив все свои дела в городе и на базаре.
