Андрюша и Белоус уже были рядом. Взводный переворачивал убитую.
— Да-да, саперов бы сюда… — проговорил Андрюша.
Белоус отодвинул председателя, отстранил Андрюшу, который уже собирался поднять убитую, и легко поднял ее сам — раскиданную, почти невесомую девочку… Фуражка у него упала с головы. Взводный поднял фуражку, потом пилотку погибшей. Отряхнул обе… Грибы куда-то разметало…
Они шли след в след, гуськом — впереди Андрюша, ш ним Белоус с девочкой на руках и замыкал председатель… А те, что стояли в линию с Курнешовым и Долматовым, ждали неизвестно чего. Это было очередное наваждение.
Начштаба
Первым уходил из батальона капитан Стегарь, тот самый Сергей Авксентьевич, начальник штаба, который… Председателю он сказал:
— Вот тебе скажу, но строго конфиденциально: ухожу. Да, сматываюсь! Это не батальон, это сборище самоубийц. У вас лихость и дурость на первом месте, и только это поощряется. Не-ет! Здесь, с вами, можно только сыграть в ящик. Вот, твой архаровец подстрелил машинистку Веру… Негодяй… Судить его надо. А ты всячески выгораживаешь этого хулигана!..
— Не надо его судить. Это случайный выстрел.
— У вас все убийства случайные. Но поверь мне, опытному человеку, вы все тут друг друга перестреляете.
— Она вам сколько-нибудь дорога?.. — обычная фраза прозвучала вычурно и пошло.
— Что за дурацкая постановка вопроса — «дорога-недорога», она очень хорошая женщина.
— Вот и скажите спасибо — ранение в руку плевое. Через неделю очень хорошая женщина оклемается. Там, в тылу, целее будет.
— Циник и шалопай.
— Без нас вам скучно будет.
— Может быть… Но целее…
— Не знаю.
— Они берут меня как образованного человека в историческую группу: буду собирать материалы и писать историю вашего корпуса!
— Там уже два бездельника ее пишут. Вы будете третьим.
— Вот твою историю, например, напишу: придется врать и врать, а то ведь правду напишешь — или не поверят, или всех отдадут под суд!
— Мою не надо, — сказал взводный. — Она уже написана: родился, учился, призывался, отличился, наебнулся… У вас это будет называться как-нибудь по-другому.
— Болтун. Я ухожу. И тебе советую. Они тебя здесь заездят. Верь мне. Я кое-что смыслю… И могу тебе помочь.
Э Верю. Ценю. Благодарю. Остаюсь…
— Краснобай! — у капитана Стегаря навернулись слезы.
Он был сентиментален, этот кандидат исторических наук. Грешным делом, председатель такой уход капитана считал некоторым предательством, если не сказать поточнее — желанием слинять в укрытие. А попутно он терял надежного защитника во всех конфликтах с многочисленным начальством.
