— Это я с девочкой занимаюсь. Диктанты пишем. Внучка истопницы. Егоза, но пишет грамотно. Пора праздник праздновать. Потом накуришься, если время будет свободное… Щи должны где-то заваляться, — бустро собирала на стол Пожарская, стараясь убедить Ивана о встречах с неизвестной девочкой, но он не мог не отличить её почерк от каракуль ребёнка. Её ложь оказалась настолько неосторожной и бестолковой, что Иван сначала насторожился, а через пару минут забыл об этом событии, так как на голубоватой скатерти возникли две рюмки, тарелки.
— Тебе стопку побольше ставлю. …Как ветчины хочется. Люблю покушать. Привыкла радоваться жмыху с кипятком. Скажи тост, коммунист Чагин. За… мировую… Как это у вас? У нас, — иронично поправилась Катя, — пролетарскую… революцию. Ты меня так плющил, что очки сломались. Придётся ремонтировать. Это, конечно, не самовар, но надеюсь, припаяете, господин лудильщик? Хоть меня не сломал, — наигранно засмеялась Пожарская, беря рюмку с желтоватой жидкостью.
— Будь счастлива, Катюша. Чтобы все твои мечты сбывалисью Пью за тебя, за самую прекрасную женщину на земном шаре.
Иван выпил. Это был коньяк. Настоящий. Не суррогат. Ему вдруг стало стыдно. Ведь раньше на первом месте у него была девушка Груша. Юная барышня, игравшая роль крестьянки. Теперь он счастливыми глазами оглаживает взрослую женщину. Он предал? Забыл милое существо в сарафане. Он ездил с ней по дворам, пытался прокатить с горки на санках. Но она меня бросила. Вдобавок, обокрала, как самая паршивая воровка. Ты испугал её, и этого дядю, который бежал от своей судьбы, от властей. Зачем он рассказал о ней Гребневу? Найдут их. Что тогда?
— О чём скорбь? По ком поминки? Спасибо, милый. Ты не далёк от истины. Я — самая прекрасная на всём этом белом свете. Тебе скоро представится возможность это проверить.
Иван хлебал недосолёные, но очень кислые щи, не обращая на эти мелочи, никакого внимания. Коньяк крепок и ароматен. Он пил с другом что-то подобное, под Киевом. После третьей стопки Катя стала говорить быстро. Слова наскакивали друг на друга, как льдинки в горном ручейке. Смуглые щёки окатила краска румянца. Между полными губками взблёскивали ровные, но редковатые зубки. Иван любовался синим платьем, из которого отчаянно дико и фривольно вырастала полуприкрытая чужая, не Катенькина, великоватая для её тела, грудь. Коньяк пьянил. Тонкая шейка с тремя родинками ниже левого уха, составлявшими равностороний треугольник, выглядела беззащитно и болезненно. Он видел эти родинки. Где их видел?
