— Знаешь, — сказала Лора, — ленч был действительно очень хорош, мне он очень понравился.
Слава богу, подумал он, слава богу… Затем он подался вперед и заговорил шепотом.
— Один из них собирается в туалет, — сказал он. — Как по-твоему, он или она будет менять парик?
— Ничего не говори, — прошептала Лора. — Я пойду за ней и выясню. Может быть, у нее спрятан там чемодан и она намерена сменить одежду.
Она стала напевать вполголоса — утешительный знак для ее мужа. Призрак на время растаял, и все из-за привычной игры, давно забытой игры, к которой они вернулись по чистой случайности.
— Она уже идет? — спросила Лора.
— Сейчас пройдет мимо нашего столика.
Сама по себе эта женщина была ничем не примечательна. Высокая, худая, с орлиными чертами лица и коротко подстриженными волосами; такую прическу во времена его матери называли «итонской стрижкой», — и на всем ее облике лежал отпечаток именно этого поколения. Он предположил, что ей лет шестьдесят пять: мужская рубашка с галстуком, спортивная куртка, серая твидовая юбка до середины икры. Серые чулки и черные туфли на шнуровке. Он видел женщин этого типа на площадках для игры в гольф и собачьих выставках, неизменно выводивших не собак спортивных пород, а мопсов, и если встречался с ними у кого-нибудь в гостях, они закуривали от зажигалки быстрее, чем он успевал вынуть из кармана спички. Широко распространенное мнение, что они, как правило, живут с более женственной, мягкой компаньонкой, не всегда соответствует истине. Очень часто они хвастаются своими играющими в гольф, обожаемыми мужьями. Самое поразительное заключалось в том, что их было две. Как две капли воды похожие близнецы, отлитые по одной модели. Единственное различие состояло в том, что у одной были более седые волосы.
— А если, — прошептала Лора, — оказавшись рядом со мной в туалете, она начнет раздеваться?
— Все зависит от того, что окажется под одеждой, — ответил Джон. — Если она гермафродит, удирай со всех ног. Возможно, у нее припрятан шприц для подкожных впрыскиваний и, чего доброго, она захочет испробовать его на тебе, прежде чем ты доберешься до двери.
Лора снова прикусила щеки и вся затряслась. Затем она распрямила плечи и встала.
— Мне нельзя смеяться, — сказала она, — и не смотри на меня, когда я вернусь, особенно если мы выйдем вместе. — Она взяла сумочку и неуверенно пошла вслед за своей добычей.
Джон вылил в стакан остатки кьянти и закурил сигарету. Ослепительные лучи солнца заливали маленький сад ресторана. Американцы уже ушли, ушли и бородач с моноклем, и семья, сидевшая в дальнем конце сада. Кругом царил покой. Одна из сестер сидела, закрыв глаза и откинувшись на спинку стула. Надо благодарить небеса, подумал он, хотя бы за эти минуты, за то, что можно немного расслабиться, за то, что Лора увлеклась своей глупой, безобидной игрой. Возможно, отдых послужит лекарством, которое ей так необходимо, притупит, пусть ненадолго, глухое отчаяние, которое не оставляет ее с того дня, когда умер их ребенок.
