Эдвард приподнялся на стременах, задыхаясь от нахлынувшей ярости.
— Са-а-абли!.. — взвизгнул Владислав.
Кто-то схватил лошадь Эдварда под уздцы. Это было последним толчком. Эдвард вырвал палаш из ножен. Еще секунда, и он размозжил бы голову наглеца. Резкий предостерегающий крик: «Zuruck!»[16] и мелькнувший у самой лошади красный околыш немецкой фуражки остановили его руку. Эдвард вырвал поводья. Только теперь он заметил в толпе нескольких немецких солдат, а в переулке военную повозку, по-видимому, приехавшую за хлебом.
Сзади Владислав доканчивал команду:
— …наголо!
— Отставить! — с бессильной злобой выкрикнул Эдвард.
Врона тоже заметил немцев. Они стояли теперь плотным рядом, преграждая ему дорогу, настороженно имдвинув вперед тяжелые винтовки с привинченными к ним короткими тесаками.
От толпы не осталось почти ничего. Она разбежалась, освобождая улицу.
Только издали кое-кто из наиболее смелых наблюдал, чем окончится это неожиданное столкновение.
Гудок продолжал реветь. Он напоминал Эдварду о другой опасности. Кровь медленно отливала от его лица. Конечно, они могли смять эти несколько фигурок и темно-зеленых мундирах. Но за ними стояли четыре орудия, бронеавтомобиль и семьсот штыков. Приходилось жертвовать самолюбием и идти на компромисс. Это было мучительно. Но расчет всегда побеждал в Могельницком.
— Что вам угодно? — сухо спросил он по-немецки того, кто схватил под уздцы его лошадь. Это был белобрысый лейтенант с голубыми близорукими глазами, которые настороженно следили за Эдвардом сквозь стекла пенсне.
— Мне угодно, чтобы вы вложили свою саблю в ножны.
Эдвард следил, как смешно подпрыгивал пучок усов под носом у лейтенанта, когда тот говорил.
— Если вас это нервирует, то я могу оказать вам такую любезность, — съязвил Эдвард и не спеша вложил палаш в ножны, слегка порезав при этом палец. Зажимая другим пальцем порез, Эдвард выразительно посмотрел на лейтенанта, затем на солдат.
Лейтенант уже застегивал кобуру, в которую только что вложил револьвер.
Затем он обернулся к солдатам, и резкая, как лай, команда вскинула винтовки солдат на спину.
— С кем имею честь говорить? — задал, в свою очередь, вопрос немец.
— Полковник граф Могельницкий, — приложил руку к козырьку Эдвард.
— Полковник? Позвольте спросить, какой армии? Я что-то не видел такой формы, — еще более прищурился лейтенант.
— Польской армии, — медленно отчеканил Эдвард, чувствуя, что его опять охватывает ярость.
— Польской армии? — удивленно переспросил лейтенант. — Нам неизвестна такая армия. — Короткие усики его опять прикоснулись к носу.
