Том 2. Рожденные бурей | страница 49
— Знаю. — Врона уже нащупал глазами Пшигодского.
— Ну, остальные по мелким делам. Среди них один несовершеннолетний — Пшеничек.
Врона взял книгу, сделал отметку красным карандашом на полях против фамилий Пшигодского, сахарников и крестьян.
— Остальных выпустить. Нечего кормить дармоедов! Пойдемте дальше.
Пока открывали следующую камеру, начальник тюрьмы успел прочитать имена тех, кто освобождался.
Через двадцать минут в камере осталось шестнадцать. Патлай наскоро передал через Пшеничека несколько слов своей жене, Пшигодский же надеялся поговорить с братом.
— Пане капитане, смею просить вашей милости отпустить моего брата, Мечислава Пшигодского, что в девятой камере. Он против немцев агитацию вел, так его за это взяли…
Голос Адама дрожал. Он не отнимал руки от козырька конфедератки.[12]
— Рядовой Пшигодский, я сам знаю, что делать. Отправляйся к воротам!
Адам замер на месте.
— Что я сказал? Кругом марш! Чего стоишь, пся крев?[13]
Молчание. От удара кулаком по лицу он пошатнулся и едва не выронил ружье.
— Марш, а то застрелю, как собаку!
Адам тяжело сдвинулся с места. Медленно пошел по коридору, волоча по полу винтовку. Проходя мимо камеры № 9, он встретился с глазами брата. Тот все слышал.
Весть о перевороте и о том, что освобождают арестованных, мгновенно распространилась по городу. Вскоре на окраине у тюрьмы собралась толпа. Отряд легионеров не подпускал никого близко к воротам.
Раймонд, Андрий и Олеся тоже были здесь.
Освобожденных засыпали вопросами, окружив тесным кольцом, но никто ничего толком не знал. Когда из ворот выбежал молодой парень в пекарском платье, его сейчас же обступили.
— Ты что, тоже сидел?
— Да!
— Значит, всех освобождают? — спросил его Раймонд.
— Ну да, всех! Одних жуликов только… А которые честные, так тех еще на один замок.
— Выходит, ты — жулик? Раймонд, береги карманы! А то у него — один момент, и ваших нет!
Пшеничек яростно повернулся к Андрию.
— Это ты сказал, что я жулик? Сакраменска потвора![14]
— Сам назвался! — крикнул ему Андрий, готовясь к потасовке.
— Да чего вы сцепились, как петухи? Не дадут расспросить толком человека! — крикнула пожилая женщина, дергая Пшеничека за рукав.
— Так не всех, говоришь? А кого ж оставляют?
— Я ж сказал — которые за правду, те и будут сидеть! А ежели меня жуликом еще кто назовет, так я ему из морды пирожное сделаю… Я за правду сидел! А почему выпустили, черт его знает!
— Эй, ты! Что ты тут брешешь? Хочешь обратно за решетку? — угрожающе прикрикнул на Пшеничека хорошо одетый господин, известный всему городу владелец колбасного завода, и толкнул пекаря палкой в спину.