В это воскресное утро в палаце Могельницких проснулись очень рано.
В конюшнях одетые в форму польских легионеров вооруженные люди седлали лошадей. Во флигелях, где жила многочисленная дворня, ожидали сигнала к выступлению пехотинцы.
Шмультке и Зонненбург только что окончили завтрак. В комнату вошел Юзеф и подал майору записку. Майор прочел и сказал:
— Графиня Стефания просит нас зайти к ней по очень срочному и важному делу.
Они недоуменно переглянулись, но тотчас встали из-за стола и, оправив мундиры, молча пошли за стариком.
На втором этаже Юзеф широко распахнул двери будуара Стефании и жестом пригласил немцев войти.
Но вместо графини их встретили несколько вооруженных офицеров в неизвестной им форме. Один из них закрыл за немцами дверь и остался сзади вошедших с револьвером в руке.
— Что это означает? — сухо спросил Зонненбург. Шмультке инстинктивно протянул руку к поясу.
Но револьвер остался в комнате майора.
В углу будуара в глубоких креслах сидели Баранкевич и старый граф.
— Садитесь, господа, — сказал один из офицеров, искривив в гримасе-улыбке бледное лицо.
Немцы продолжали стоять.
Баранкевич тяжело поднялся с кресла и подошел к ним. Он, как знакомый, протянул им руку, но оба офицера даже не шевельнулись. Баранкевич побагровел.
— Гэ… умм… да! — начал он. — Дело в следующем, господа. Поскольку вы оставляете наш край и не в состоянии больше охранять нас и поддерживать порядок, мы решили сами заняться этим.
— Кто это «мы»? — злобно скосил на него глаза Зонненбург.
— Мы — это штаб польского легиона. Честь имею представить! — И Баранкевич повернул свою тушу в сторону одного из польских офицеров. — Полковник граф Могельницкий, начальник легиона.
— Эдвард Могельницкий? Полковник французской службы?
— Почти верно, господин обер-лейтенант. Я, собственно, полковник русской гвардии, но всю войну провел во Франции как член русской военной миссии и после большевистского переворота в России стал офицером французской службы, — ответил Эдвард с холодной учтивостью.
— Тогда мы обязаны арестовать вас.
— Немножко поздно, господин обер-лейтенант. К тому же мы призвали вас сюда с совершенно иной целью. Для обеих сторон будет лучше, если мы спокойно обсудим создавшееся положение, — продолжал Эдвард, — Мы занимаем город. От вас мы требуем нейтралитета. Мы не будем препятствовать вашей эвакуации отсюда при единственном условии — невмешательстве в наши дела. Конечно, все склады оружия и обмундирования переходят к нам. — Шмультке сделал негодующий жест. — Вы сами видите, это не бунт черни, но вслед за вашими отступающими частями движутся красные. Они обрушатся на нас сейчас же по уходе немецких войск. Вот почему мы вынуждены, не дожидаясь, пока вы уйдете, заняться наведением порядка в округе и мобилизовать наши силы. Я обращаюсь к вам, господин майор и господин обер-лейтенант. Вы оба дворяне и офицеры. Правда, мы с вами находились во враждебных лагерях. Но сейчас у нас с вами общий враг — революция. Если вы с нами начнете борьбу, то это будет только на руку красным. Я не думаю, чтобы вы этого хотели!
