Он хотел закричать, ему даже показалось, что он уже кричит, безудержно, во весь голос кричит, будто зная, что это последнее, что можно сделать, прежде чем отправиться в мир мерзких, закоченевших теней. Но он не кричал, и ни один мускул на его лице не дрогнул. В его глазах, отразившись ночным северным небом, утонуло жуткое облако и тут же пропало под закрытыми веками. После этого наступила тишина…
— Э-э, очнись, — кто-то тряс его по очереди то за одно плечо, то за другое, шлепал по щекам, приподнимал веки. — Малой, ты чего? — Потом, обратившись к кому-то другому: — Бешеный, он вообще живой или я пытаюсь воскресить жмуря?
— Да живой он, прикидывается, — заверил его голос Бешеного. — Сейчас я его отогрею. — И вслед за этим послышался звук расстегиваемой молнии.
— Ты чего, одурел?! — спохватился тот, кто тряс его за плечи.
— Да шучу я, Тюрьма, — сквозь смех проговорил Бешеный. — Сейчас сам очнется. Дай ему нашатыря.
Он не знал, сколько времени прошло, но все это время слышал, как его пытаются привести в чувства, матерятся, хлопают по щекам. Потом опять стало светло перед глазами, опять снежная белизна. Нет, не белизна, свет уже другой, не такой яркий, не такой насыщенный. Размытые контуры окружающих предметов темнеют, обретают четкость, пока не становится очевидным, что свет явно не снежный, а форма людей черна, как эбеновое дерево. Рядом, присев на корточки и проверяя пульс у него на шее, вращал гребнистой головой, как всегда, полуобнаженный Бешеный.
— Тюрьма, с тебя бутылка, я же говорил, что он живой. — Потом снова оглянулся на Андрея, прищурился, словно смотрел на него через щель в стене. — Мнительный ты, парнишка. Как зовут-то тебя?
— Андрей, — ответил он и заметил еще одного человека в черной одежде, стоящего позади всех них, скрестив на груди руки и с иронической улыбкой поглядывающего в его сторону.
Черт, Крысолов… Вот уж перед кем-кем, а перед этим человеком Андрею меньше всего хотелось выглядеть перепуганным мальчонкой, упавшим в углу в обморок при виде замороженных облачков. Никогда не разберешь его взгляд: то ли серьезный, то ли шутливый. Иногда думаешь: вот, улыбается, сейчас скажет что-нибудь эдакое смешное, сострит, как он умеет. Ан нет, не шутку, оказывается, задумал — молча подойдет и как врежет по затылку своей огромной ручищей, так и перекрутишься раза три в воздухе, прежде чем поймешь что к чему… И не спрашивай за что — еще раз отхватишь, как пить дать.
