- Может, в следующий раз будешь заниматься поближе к школе?
В тот вечер, выбежав в холмы за песней оленерогой фигуры, я смог подобраться ближе, чем раньше. Так близко, что я видел каждую веточку рогов на фоне кроваво-красного заката. Так близко, что я видел, как темная ткань плаща сминает траву. Так близко, что я лучше, чем когда-либо, слышал мучительную красоту мелодии.
Я слышал каждое слово его песни, но так и не мог понять, что она означает.
Я только знал, что она мне нужна.
После того как он исчез, я еще долго не шел обратно. Я сидел на холме и слушал шепот ветра в длинной траве вокруг меня. Я смотрел на звезды и желал большего, чем я есть, и большего, чем есть мир, и просто желал.
Салливан не стал назначать взыскание за то, что я проспал урок, и я решил, что больше проблем у меня не будет, но, очевидно, я ошибался. Он поймал меня перед уроками на следующий день и не дал зайти в класс.
- Сегодня можешь на занятие не приходить, Джеймс.
Из его комнаты тянулся аромат кофе.
- Я буду скучать без «Гамлета».
- В прошлый раз ты не слишком беспокоился.
- О боже, это все из-за прошлого занятия?
Салливан обжег меня взглядом, на котором можно было бы поджарить яичницу, и выпустил мою руку:
- Косвенно - да. Ты сегодня пропускаешь занятие, потому что у тебя встреча с Грегори Норманди.
Я видел это имя на визитной карточке, приложенной к моему пакету документов о приеме, и под ним было написано слово «президент». Я почувствовал себя котом, которого пытаются засунуть в наполненную ванну.
- А можно я просто миллион раз напишу «я больше никогда-никогда не пропущу урок»?
Салливан покачал головой:
- Это будет слишком бездарное применение для твоих талантливых пальцев, Джеймс. Ступай. Мистер Норманди ждет тебя в административном корпусе. Постарайся держать уровень яда пониже. Он на твоей стороне.
А я надеялся тихо и спокойно начать свое утро с «Гамлета»… Со стороны Салливана совершенно нечестно отправлять меня на встречу с представителем властей до обеда.
Я нашел Грегори Норманди в Маккомас-холле: небольшом восьмиугольном здании с окнами на каждой стороне. Я скрипел кроссовками по деревянному полу восьмиугольного вестибюля и смотрел на портреты на стенах - восемь мужчин и женщин в разных стадиях нахмуренности и облысения. Вероятно, основатели сего достойного заведения. Пахло цветами и мятой, хотя я не видел ни того, ни другого.
Проверив коричневые пластиковые таблички на семи из восьми дверей, я нашел имя Норманди и постучал.
