«Если буду волочить дальше, — подумал Пучков, — Иван не выдержит, окончательно истечет кровью. Иван понял это и захотел этого… Ну нет, Ваня, этот номер у тебя не пройдет».
— Постарайся уснуть, — хмуро сказал Пучков Малыгину. — Пошурую поблизости, может, вода где.
— Оставь… мой. На всякий случай.
Пистолет Малыгина давно лежал в кармане Вадима. Негде его хранить затянутому в повязки Ивану, и не смог бы он, случись надобность, воспользоваться им. Сейчас, на остановке, в отсутствие Вадима, смог бы — левой рукой, которая еще действовала.
На просьбу Ивана хотелось зло сказать: «А черта лысого не хочешь?», но Вадим только предупредил:
— Я поблизости буду.
Пучков ушел, не переставая думать: «Поклялся волочь Ивана до последнего вздоха. Выходит, не своего — его последнего вздоха».
Ручей отыскался неподалеку. Умытый, освежившийся и приободренный, Вадим скоро вернулся с полной флягой. Влажным платком протер лицо Малыгина, хотел скормить обломок шоколада, но Иван не расцепил зубов.
— Не надо, мутит, — через силу произнес он. — Проглоти сам.
Пучков прибрал кроху съестного обратно в коробку и взялся за перевязку Ивана. Обмыл раны на груди и ногах, сменил тампон, наложил новые повязки. Пропитанные кровью марлевые ленты простирнул в ручье, расстелил на скрытой кустами поляне. Лучше бы на кустах развесить, но поосторожничал.
Ничего, ручей рядом, успокаивал себя Пучков, сутки ни с места, полный отдых. Здоровое, сильное сердце Ивана отдохнет, погоняет кровь по уцелевшим жилам, подживит тело, а тогда снова можно вперед. Разумно размышлял Вадим, но покой и свежий воздух не велика подмога обескровленному, осажденному полчищами бактерий организму Ивана. Требовалось что-то еще, более существенное.
А что существенное в западне этой? И неужели западня? Неужто не выкрутимся? Вадим перебирал все варианты — и чисто теоретического плана, и те, что проверены на практике в подобных передрягах. Обошлось же тогда, под Смоленском. Семнадцать суток пробирались к своим, Вадим нес в ноге две пули. Правда, Лунный Витязь — Иорам Мтварадзе, хотя и с перебитой рукой, шел на своих двоих и помогал ему, Вадиму. Правда и в другом: дважды удалось подхарчиться горячим, а сухари не переводились до конца рейда. И тех трех изувеченных ребят удалось пристроить у колхозников, которые обещали подлечить их и переправить к партизанам… Н-нет, та разведка в сравнении с этой — прогулка.
Может, использовать опробованный вариант — доверить Ивана попечению местных жителей? Хороший вариант, да не совсем. Все прежние вылазки в глубокий тыл врага велись на земле, где всегда можно было найти надежную поддержку населения, теперь разведчики находились на территории Прибалтики, а здесь Советская власть существовала без году неделя. Нельзя, конечно, думать, что тут кругом враждебно настроенные люди. Но и распахнуться перед каждым встречным-поперечным было бы верхом беспечности. Конечно, иной хуторской крестьянин всей бы душой принял раненого офицера Красной Армии, разведчика, да вот рядом с такой сердобольной душой немало и черных душ — кулачья и буржуазных националистов. Так что отмахнется крестьянин, испугается — и за себя, и за того, кого ему предложат укрыть. Тем более тяжелораненого, требующего за собой постоянного присмотра. Человек не предмет, который ни пить, ни есть не просит, которому не нужны йод и бинты, который можно сунуть в потайное место и не оглядываться на него до прихода советских войск.
