Что вас наиболее удивляло в зрелом Бродском? Его мудрость? Его смирение? Его щедрость?
Храбрость. Он был смертельно болен, не тешил себя никакими иллюзиями и продолжал делать свое дело буквально до самого конца.
Как известно, Бродский "плохо" относился к своим ранним стихам. Уже в 1972 году в интервью Майклу Скэммеллу он "осудил" свои юношеские стихи: "Они не так хороши… Это я только сейчас понимаю". Это что, нормальное отношение зрелого поэта к своим юношеским опытам? Согласны ли вы с этой оценкой?
— Согласен. Как Бродский сам сказал интервьюеру: "Я не Рембо". Рембо не Рембо, а в России никто не писал великих стихов в юности. Даже юношеские стихи Пушкина и Лермонтова интересны и милы задним числом, в свете их зрелой лирики. Самый ранний в нашей поэзии расцвет — это Мандельштам. У Иосифа настоящие стихи начинают появляться с 1962 года. То, что раньше, интересно с точки зрения становления этой необычной личности. Даже в первую настоящую книгу Бродского, "Остановка в пустыне" (1970), еще проникло несколько ювенильных вещей: "Глаголы", "Стихи под эпиграфом", "А. А. Ахматовой". Повторяю, они интересны, поскольку сыграли значительную роль в судьбе поэта.
Почему не вышел уже подготовленный в Союзе писателей сборник "Зимняя почта"? Виктор Топоров утверждает, что издательство отказалось включить в сборник большие поэмы, а сам Иосиф где-то говорит, что вмешалась цензура. Что известно вам?
Судя по опубликованным издательским документам, либеральные сотрудники редакции и внутренние рецензенты изо всех сил старались протащить книжечку стихов Бродского. Интересно, как в запротоколированном редакционном обсуждении на все лады мелькает слово "небольшая" — о книге; они словно бы заклинают духов советской власти: ну небольшую-то книжечку разрешите! Ну какой от нее вред, от небольшой-то?! Но издательское начальство издевательски долго тянуло с ответом и потом практически потребовало от Бродского написать на полкниги идеологически выдержанных стихов, а тогда уж во второй половине могут быть его стихи "о природе Севера". То есть они знали, что он ничего такого писать не будет, и просто издевались. Примерно такая же история в том же издательстве (Ленинградском отделении издательства "Советский писатель") чуть позже произошла со сборником рассказов Владимира Марамзина. Только горячий Марамзин запустил директору издательства в харю чернильницей, за что его судили и дали год условно, а презрительный Иосиф плюнул и издал "Остановку в пустыне" в Америке. Почти наверняка директор издательства действовал по указке ленинградского обкома партии и ленинградского КГБ. Я помню, как вскоре после того, как Иосиф окончательно расплевался с "Советским писателем", он вызвал меня для разговора и рассказал, как с ним встретились двое из КГБ и в свойственной им эвфуистической форме предложили доносить на приезжающих к нему иностранцев: "Знаете, в основном, конечно, это честные, порядочные люди, но иногда попадаются…" Если он согласится — "В наших силах сделать так, чтобы ваша книга вышла…". Иосиф сказал, что он желает "торжества справедливости" (так он иронически говорил об издании своих стихов), но быть им полезным никак не может.
