Любовь и ирония судьбы | страница 98
— Успокойтесь. Он меня не нанимал, и если ваша дочь, действительно, не хочет его видеть, то он ничего и не узнает.
— Что ж. Поезжайте. Мне дочь ничего не хочет говорить. Как будто и не мать. Вниз по дороге спуститесь, там новый дом трехэтажный. Ворота зеленые. Это и есть больница. Может, матери-то потом откроется, наконец? Я-то ей плохого никогда не желала и не делала. И за Варягина этого замуж не пускала. Мне-то за что ж?
Сев в «Жигули», Стас замечает:
— Вот видишь. Я тебе говорю: что-то не то. Или твой Варягин врет напропалую. Довел жену до самоубийства.
— Да любит он ее! Что я, не вижу? То есть, не чувствую?
До больницы метров двести, не больше. Машину они оставляют у железных ворот. Показав удостоверение, удается добраться до дежурного врача. Суббота, выходной день.
— Вам кого? — спрашивает женщина, прочитав удостоверение капитана Самохвалова.
— Снежану Варягину.
— Снежану? Из милиции? Ну, уж нет!
— Почему?
— Во-первых, она не будет с вами разговаривать. А во-вторых…
— Во-вторых? — вопросительно смотрит на женщину Стас.
— Я вас просто не пущу. Она до сих пор между жизнью и смертью. Не из-за болезни, нет. Организм здоровый, таблеток нужных в доме не оказалось. То есть, нужных для того, чтобы отправиться на тот свет. Повезло. Но она жить не хочет. Есть заставляем насильно, под угрозой того, что через катетер будем кормить. Налицо тяжелая душевная травма. Но она молчит, с психологом не разговаривает.
— Почему, интересно?
— Видимо, это настолько личное, что… Или не может сказать. По причинам, признаться, не совсем понятным.
— Послушайте, — Люба пытается уговорить дежурного врача. — Я не из милиции. Я дипломированный психолог, сейчас подрабатываю… работаю психотерапевтом в поликлинике. В Москве. У меня есть лицензия…
— Вот как?
— Может быть, ей будет проще рассказать все мне? Не местному врачу?
— Что ж… Только милиция не пойдет.
— Хорошо, — Стас присаживается на стул.
А Любу проводят в палату. У девушки большие голубые глаза и светлые, почти белые волосы, а лицо… Белое, как накрахмаленная наволочка подушки, на которой лежит ее хорошенькая головка. И, вправду, Снежка. Белоснежка, заколдованная спящая красавица, которая неподвижно лежит в пещере, в хрустальном гробу.
— Снежана, к тебе пришли.
Никакого движения в ответ.
— Вы идите, я посижу с ней немного, — говорит Люба и остается с девушкой в палате одна. Молчит, собираясь с мыслями. С чего начать? И вдруг девушка сама поднимает голову с подушки: