Когда Сергей Петрович уходил, комсомольцы ответили на его прощальные слова бурными аплодисментами и выкриками: «Приходите почаще!.. Если надо, все пойдем на помощь!..»
Уком приступил к обсуждению основного вопроса повестки дня: о заготовке топлива.
Пожалуй, никто, кроме Любочки, поначалу и не заметил, как Грицюк внес в комнату через запасную дверь охапку поленьев. На его возню у печки обратили внимание уже тогда, когда буржуйка загудела, бросая веселый отсвет огня на позеленевшие от плесени стены. В молодых глазах заплясали эти огоньки. Все с благодарностью глядели на Грицюка.
Марийка робко заявила с места:
— А ты говори, Ваня, сам первый, обо всем, что мы с тобой дорогой толковали.
— Мало ли о чем мы толковали, — с улыбкой заявил Филиппов, постучав карандашом о стол. И объявил строго:
— Слово имеет член комитета Марина Бойко.
— Ну вот мы говорили... Я говорила... Надо поделить город на части. Каждый член комитета должен организовать бригаду по топливу в своем районе.
— Дело говорит! — поддержал Марийку тот самый длинный паренек в бараньей шапке, который вступил в полемику с Бородиным о галстуках.
Карие глаза Марийки благодарно заискрились, и она стала подробно рассказывать о зарослях камыша в плавнях, где гниет в половодье несметное количество дешевого топлива. Ее рассудительный тон покорил присмиревших парней, которые с гордостью смотрели на комсомольского вожака швейниц — хрупкую девушку в рваном полушалке и стоптанных мужских сапогах.
— Мои девушки из швейной артели уже согласились начать заготовку камыша для госпиталя с завтрашнего дня, после работы.
— Я район Забалки беру, — сказал член комитета, сидевший в президиуме слева от Филиппова.
— За мной Сухарное закрепи, секретарь...
— Давай мне порт!
Когда все члены комитета сформировали свои группы и, угомонившись, сели по своим местам, секретарь поднял руку.
— Товарищи! С нашим решением я немедленно познакомлю уком партии и горсовет. Получим снаряжение — чем камыш рубить, торф копать — и дело у нас пойдет.
Филиппов, довольный ходом собрания, посмотрел в клочок бумаги, лежавший на столе, и лицо его вдруг посуровело.
— Теперь о нарушении комсомольского слова. Объясняйся, Нечипуренко. Небось думал: мы уже забыли о тебе?
Саша Нечипуренко был совсем молод. С его лица, с чуть пробивающимися усиками на верхней губе, не сходила детская улыбка. Но он успел уже за свою шестнадцатилетнюю жизнь побывать в коннице Буденного и участвовал вместе со старшим братом в штурме Перекопа.
