В отсеках «Донательо Д.» оставался воздух, и судно покачивалось, скрипя и постанывая, словно оплакивая свою судьбину. Фалько заплыл на мостик через открытую правую дверь. Гуара подошел снаружи к окну и увидел своего товарища за штурвалом корабля, которому не суждено было больше бороздить океаны. Гуара снял судовой колокол. Фалько проник в каюту капитана… и вздрогнул, увидев самого себя во весь рост в высоком зеркале. Затем подводные пловцы покинули «Донательо Д.», чтобы больше никогда не возвращаться на него.
Разделенные несколькими стами ярдов и двумя тысячелетиями, здесь лежали самый древний и самый новый из виденных ими погибших кораблей.
В тот летний день 1956 года, когда «Андреа Дориа» пошел ко дну у Нантакета после столкновения со «Стокгольмом», я был за тысячи миль оттуда, в экваториальной части Атлантики. Знай я, что два калипсянина, Луп Маль и Джемс Даген, задумали киноэкспедицию для съемок затонувшего лайнера, я охладил бы их пыл. Слишком опасно с импровизированным снаряжением во время осенних штормов погружаться в открытом море на глубину 160 футов и слишком мало надежд на успех.
Даген зафрахтовал небольшой водолазный бот «Сэмюэль Джемисон», принадлежащий Джону Лайту, и Фредерик Дюма вылетел в США, чтобы возглавить отряд подводных пловцов. Скверная погода на шесть недель задержала в порту «Джемисон». Когда калипсяне наконец вышли в море, они приготовились к тому, что искать придется не один день. На их счастье, море было как зеркало, и Дюма повел бот вдоль извилистой дорожки, которую начертила на поверхности нефть, сочившаяся из «Андреа Дорна». Уже под вечер Дюма зацепил кошкой затонувший корабль.
До темноты оставалось время лишь для одного разведочного погружения. Маль зарядил камеру высокочувствительной черно-белой пленкой и вместе с Дюма пошел ВДОЛЬ линя вниз. Надо было заранее определить экспозицию на предстоящие четыре съемочных дня. Они достигли сверкающего белизной правого борта лайнера, радуясь удивительной прозрачности веды. Маль ил вел камеру на Дюна, и тот проплыл над верхней палубой, мимо пустых давитов, потом подобрал на палубе пепельницу. После этого они вернулись на бот. Пока Маль проявлял пленку, Дюма рассказывал:
|— Там голова совсем не варит от глубинного опьянения. Соображаешь ровно столько, сколько нужно, чтобы не утонуть. Глубина больше, чем кажется по эхограмме.
Маль вышел из фотокабины ликующий, кадры получились отличные.
Как только стемнело, «Сэмюэль Джемисон» вывесил сигнальные огни, ведь они стояли на одном из самых оживленных фарватеров мира. Якорную цепь нарастили пеньковым канатом и приготовили топор: если какое-нибудь судно пойдет прямо на «Джемисона», можно перерубить канат и отойти. А среди ночи внезапно разыгрался шторм, пришлось и в самом деле рубить якорь и возвращаться в Нактакет.
