которых нет научного мышления и познания. Предложение: «Этот
лист есть зеленый», включает в себя понятие вещи (лист), свойства
(зеленый), бытия (есть) и единичности (этот). Это относится к любому
суждению. Мы всегда имеем дело с определенными основными формами,
в которых «движется» мысль, которым она логически подчинена. В
этом смысле можно сказать, что логика (или философия) есть
грамматика науки, подобно тому как грамматика в свою очередь есть
логика языка
В чем заключается функция категорий? Ответ на этот вопрос
гласит так: категории имеют своей задачей обобщение и
установление отношений, связи и порядка явлений.
Под чистой наукой Гегель понимает систему чистого разума,
царство чистой мысли, как он выражается. Мы в праве отвлекать
логические формы от содержания и подвергать их самостоятельному
научному анализу, — против такого приема исследования возразить
II*
XX
ничего нельзя. Но Гегель делает огромную ошибку, превращая эти
категории в самостоятельные сущности. Гегель, который принципиально
отстаивает конкретное знание, сам сделался жертвой формального и
отвлеченного знания. Гегель изменил своему собственному методу.
Он оперирует понятиями «чистое мышление» и «чистая наука»,
чтобы оправдать существование «царства чистой мысли». По Гегелю
поэтому «выходит», что истина существует «без покрова», в своей
вечной сущности, до сотворения мира и конечного духа. Здесь мы и видим
основу гегелевского идеализма и мистицизма, как они выражены у
него в логике. Такое понимание истины «без покрова», допущение
царства чистой мысли должно было пагубно отразиться на всей
логике, в особенности же пагубно — на переходах категорий друг
в друга.
Математика имеет своим предметом количественные отношения
между явлениями. Она, несомненно, представляет собою
самостоятельную научную дисциплину. Но мы впали бы в грубейший мистицизм,
если бы допустили, что числа, величины существуют сами по себе,
существуют независимо от вещей, или что они «без покрова», в
своей «вечной сущности», пребывали где–то до сотворения мира, а
впоследствии «воплотились» в вещи. Но именно из этого
мистического абсурда исходит Гегель, когда он постулирует существование
царства чистой мысли.
Мысль, или понятие, есть, согласно Гегелю, сущность вещей, сама
реальность, субстанция мира. В согласии с Платоном Гегель
утверждает, что «лишь в своем понятии нечто имеет действительность;
отрешенное от своего понятия, оно перестало быть действительным
и уничтожается». Разумеется, если понятие есть субстанция мира,
