Рустам проголодался и устал. И все же, выйдя из правления, он не сразу ушел со двора, а долго стоял у ворот, хмуро оглядывая знакомое здание правления. Двухэтажный, из неоштукатуренного кирпича, с остекленными верандами дом казался в сумерках даже красивым. В глубине двора приземистые, длинные сараи, пусть хоть и саманные - выглядели солидно, прочно. Да тут красота и не нужна, лишь бы закрома не пустовали. А когда Рустам принимал колхоз, здесь был унылый пустырь, засыпанный мусором. Правление ютилось в ветхой избушке. Складов и в помине не было. Сердце Рустама наполнилось и гордостью и горечью. Все это он построил своими руками, как же этим не гордиться! А горько оттого, что подросли молодые и не ценят его труда.
Забыли, забыли, что когда-то, еще до войны, принял на свои плечи Рустам дела колхоза, в котором на трудодень не выдавали ни грамма зерна. В амбаре хоть шаром покати, жнейки ржавели под открытым небом, людей в поле силком не выгонишь... Старики тогда говорили, что колхоз похож на женскую баню: все галдят, а о чем - понять нельзя. Об агротехнике, о севооборотах и думать не приходилось,
Когда впервые выдали на трудодень по три килограмма зерна, колхозники готовы были на руках носить своего председателя, а он только отшучивался:
- Да разве это много?
И дом правления, и сараи Рустам построил по своим проектам, сам был прорабом, ночей не досыпал, днем поесть забывал... Уходя на войну, он оставил колхоз в отличном состоянии, был спокоен, что солдатки с детьми нуждаться не станут; всем хватит. Вернувшись в тысяча девятьсот сорок шестом году из армии, увидел, что колхоз надломился, пошатнулся. Часть земли засолонилась, буйные сорняки душат посевы, а колхозное стадо уменьшилось вдвое.
В огромном колхозе осталось всего-навсего три тысячи овец и шестьсот голов "крупного рогатого скота"; тощих телят на тоненьких, как лучинки, ножках, коров с прилипшими к животу сосцами, одичавших от голодухи, понурых, круглыми сутками лежавших в тени волов.
Еще плачевнее обстояли дела с полеводством: засевали хлопком всего-навсего триста гектаров, зерновыми - шестьсот пятьдесят, бахчи уместились на "пятачке" в пятнадцать гектаров, клин люцерны сократился до тридцати гектаров.
И это в артели, где было семьсот дворов, в артели, за которой государственным актом навечно закреплено четыре тысячи гектаров земли!...
Когда Рустам просмотрел бухгалтерские отчеты, он даже испугался: всего годового дохода не хватит, чтобы расплатиться по обязательным поставкам. Да еще останется около миллиона рублей долгов.
