- Ш-ша! - замахал руками перед ее лицом Рустам. - Тише, не ори ты! Гараша позови.
Если у Першан от веселья все в голове кругом шло, то сын сразу понял желание отца и так сжал зубы, что на щеках заиграли желваки.
- Поймите: у женщины на пиру свое место, у мужчины - свое, - убеждал детей Рустам. - Неужели это хорошо, по-вашему, когда пьяный тянется к почтенной женщине, а тем более к девушке, чокается с ней бокалом?
Только теперь Першан наконец все поняла и закрыла ладонями вспыхнувшее от обиды лицо. А Гараш, выпрямившись, глядел прямо в глаза, ему хотелось крикнуть: "В какое время живешь, отец? За тобой же люди идут, ты председатель!" Но произнес он совсем иные слова, и только прерывистое дыхание и покрывшийся каплями пота лоб показывали, как трудно далось ему спокойствие.
- Папа, тут все твои дети...
- Я ничего не имею против них, сынок, но таков обычай. Не нами заведено, не при нас кончится. И на свадьбах и на поминках женщины собираются в отделеной комнате. Разве сам не видел?
- Мало ли я чего видел! Такие обычаи - кандалы... Своими руками Майю в кандалы заковать? А народ что скажет?
- Народу говорить тут нечего, сынок, - вкрадчиво возразил Рустам. Скажи честно, в каком селе, в каком доме, на каком пиршестве женщины сидели рядом с посторонними мужчинами? Не было этого! Приглашали меня большие люди, начальники, за их столом обедал, а женского лица не видел. Когда уходили, краем глаз замечал - у очага во дворе хлопочут. Пусть я отсталый человек, - с торжеством закончил отец, а эти начальники что, тоже отсталые? Обычай, сынок, обычай. У каждого свои обычаи.
- Подлый обычай, - твердо сказал Гараш. - И выдумали его пошляки, которые на чужих жен таращатся, а своим не верят. Кто в мире тебе ближе моей матери? В ее сердце каждая кровинка - твоя, ни одной думы нет, не связанной с тобой. Я за тебя в огонь и в воду пойду, мой долг любить тебя, но я люблю и Майю! Так беззаветно любить тебя, как мама, я уже не могу. И вот ей не найдется места за праздничным столом? Ты унижаешь ее этим священным обычаем!
- Еще что скажешь? - спросил устало Рустам. - Выходит, меня под суд надо отдавать как врага жен ского равноправия...
- Тут корень не в тебе, а в обычаях. Хотя, конечно, и в тебе. Сам же признался, что таких немало и в районе. На словах они за женское равноправие, а в душе прежние феодалы! Жена - личная собственность, вроде козы или овцы. Чадру-то с лица жены скрепя сердце снять пришлось, так на женскую долю набросили чадру обычаев. Такая - еще страшнее. Стыдно мне будет пировать с гостями и не видеть в кругу друзей ни мамы, ни жены, ни Першан! Стыдно думать, что они, как рабыни, могут только возиться у очага...
