— Тем, кому я очень доверяю.
— Мне показалось, что у нас с вами сложились вполне доверительные отношения, — настойчиво, но мягко возразил он.
— Да, конечно. Но это очень личные мысли. Я еще к вам не привыкла.
— Что же мне нужно такого сделать?
— Мало времени прошло… — не отвечая на его вопрос, словно самой себе сказала она.
— Еще через неделю привыкнете?
Оля понимала, что он шутит, но все же разозлилась.
— Когда вы сердитесь, ваши глаза из синих превращаются в черные.
Он развернул Олю к себе лицом.
— Черных глаз у людей не бывает, — совсем не зная, что говорить, прошептала она, чувствуя, будто ею овладевают колдовские чары.
«Озеро!» — вспомнила она девчонок.
— Вы, наверное, не помните, как я однажды сказал, что выбрал вас.
— Помню, — вдруг совсем потеряв голос, хрипло отозвалась Оля. — Это было при первом нашем разговоре, я тогда поинтересовалась: «В каком смысле?»
— Все точно. А теперь? — Голос директора звучал чуть взволнованно.
— Что теперь?
— Теперь вы поняли в каком?
Широкоплечий мужчина в джинсах и ковбойке, держащий ее за руку, был недосягаемым и в то же время близким, родным и желанным.
Каждое его движение, жест, случайное прикосновение вот уже столько дней, пока они здесь среди шумных и непоседливых детей, казались ей значительными и важными, как для юных школьниц взгляды однокашников. Чувствовал ли он то же, что и она, не желающая даже себе признаться, как давно и безнадежно влюблена?
Всегда прохладная рука девушки в его крепкой ладони сделалась горячей.
— Олечка… — Он заглянул в ее глубокие синие глаза. Она так долго ждала этого мига, что последующие слова не остались в памяти.
Она только помнила, как сама, встав на цыпочки, обняла его за шею, сомкнув в кольцо руки, ощутив, какой он большой и сильный, потом как он дотронулся губами до ее губ, как, осторожно взяв на руки, понес ее куда-то, уложил на траву.
Пахло земляникой и мятой. Он раздевал ее при свете луны, и шум леса заглушил их стоны.
Его загорелое тело касалось ее груди, ее бедер, и не было большего счастья в жизни, чем ощущать в себе этого мужчину. Такое счастье дано не каждому. Это был настоящий мужчина, мужчина высшей пробы.
Оля долго училась называть его просто по имени. Ореол уважения вокруг него не позволял переступить черту, за которой кончалось «вы» и начиналось «ты».
— Если ты не отучишься называть меня по отчеству, я буду чувствовать себя стариком, — упрекал он Олю.
— Я постараюсь, — положив голову на его необъятную грудь, счастливо шептала Оля.
