Честно говоря, мне не хотелось рассказывать про пережитое на Готланде, и я надеялся, что смогу отвертеться. Но удастся такой план или нет – во многом зависело от Ангелики.
– Я начну, – сказала она и выложила на стол черную пластиковую папку. – Вот что я нашла…
В папке обнаружились фотокопии старых документов: печатный шрифт, немецкие буквы и знакомые каждому европейцу символы: раскинувший крылья орел со свастикой в когтях и сдвоенная руна Сиг.
Третий рейх и СС.
Имелся тут еще значок, куда менее известный, но тоже весьма красноречивый – две стилизованные переплетенные руны «Эйваз»: герб «Аненэрбе», печально известного «Наследия предков», техномагической академии дядюшки Гиммлера.
– Человек, которого мы знаем как Джавана Сингха или как Джованни Ризотто, – Ангелика говорила неспешно и обстоятельно, как преподаватель на лекции, – пятьдесят шесть лет назад носил имя Хаим Шоррот.
На стол легла черно-белая фотография: двое мужчин, стоя у письменного стола, улыбаются в объектив. Один высокий, с хорошей выправкой, с правильным лицом интеллектуала, ну а второй – наш лысый и холеный «друг», точно такой же, как на снимках Бартоломью.
Это что, старый засранец более чем за полвека совсем не изменился?
– Это Вальтер Вюст, имперский руководитель «Аненэрбе», – сообщила белокурая бестия. – А рядом с ним – сами видите кто. В штате общества он числился как консультант.
– Ух ты. Неплохо сохранился, – буркнул Антон.
– Это мягко сказано, – заметила Ангелика. – Хаим Шоррот занимался неким проектом, носившим название «Врата», и в его рамках общался в основном с эсэсовскими археологами – Асином Бомерсом, Гербертом Янкуном, Гансом Шляйфом… Все документы, относившиеся непосредственно к «Вратам», пропали, остались только те, что связаны с ним косвенно: бухгалтерская отчетность, запросы на материалы. По ним видно…
Дальше она рассказала, что лысый перец тратил рейхсмарки направо и налево, плюс мотался по всей Германии и оккупированным территориям. Он бывал в Крыму, посещал Грецию, Италию, Данию и проводил много времени на побережье Балтийского моря.
А летом сорок четвертого года, когда союзники высадились в Нормандии, исчез.
– Хитрый, гад, – сказал я. – Почуял, что запахло жареным, и удрал. Жаль, что от этих «Врат» ничего не осталось.
– На самом деле осталось, – Ангелика сдержанно улыбнулась. – Эрик Брокдорф, один из ассистентов отдела раскопок «Аненэрбе», жив до сих пор. Ему восемьдесят девять лет, но он пребывает в здравом уме и твердой памяти. И еще, – она сделала паузу, – он живет в Кварнхолмене, одном из пригородов Стокгольма.
