Голова у меня пошла кругом.
— Ах, ну вас к черту! Я не собираюсь выслушивать эту чушь! Требую встречи с послом. Мне известны мои права, и….
— Посол вам не поможет. Я ведь еще не упомянул о самом серьезном из обвинений. Не исключено, что вас обвинят в преступном посягательстве на женщину.
При этих словах я едва не сполз со стула от страха.
— Но это ложь! Подлая ложь! Бог мой, ведь это она можно сказать изнасиловала меня. Она ведь…
— Она не даст таких показаний перед судьей и присяжными, — голос чиновника был холоден, как лед. — Баронесса Пехман известна как особа безукоризненных нравов. Ее муж — бывший комиссар полиции Мюнхена. Вряд ли можно найти более солидных свидетелей.
— Но… но… — слова путались, но в голове моей забрезжила ужасная догадка. — Это же заговор! Да, да! Это же преднамеренная попытка очернить меня! — я повернулся к Штарнбергу, преспокойно наводившему лоск на свои ногти. — Ты замешан в этом, негодяй! Ты дал ложные показания!
— Не изображайте из себя осел, — отвечает он. — Давайте выслушаем чиновника.
В отчаянии и ужасе я обмяк на стуле. Карьюс наклонился ко мне, постукивая ладонью по крышке стола. У меня создалось ощущение, что он наслаждается ситуацией.
— Вы начинаете осознавать серьезность вашего положения, сэр. Я указал пункты, по которым против вас выдвинут обвинение — и, не сомневаюсь, найдут виновным. Если угодно, скажу вам это не как следователь, а как адвокат. Ваше дело проиграно — против вас выступят как минимум четыре важных свидетеля: два офицера полиции, задержавшие вас, баронесса Пехман и присутствующий здесь барон фон Штарнберг. Ваше слово — слово человека, который стрелялся из-за женщины, которого за пьянство изгнали из школы в Англии…
— Откуда, черт возьми, вам это известно?
— Мы тщательно собираем информацию. Разве это не правда? Так что можете себе представить, чего будет стоить ваше слово в подобных обстоятельствах.
— А идите вы! — вскричал я. — Ничего вы мне не сделаете! Я друг графини Ландсфельд! Она говорила со мной! Господи, да стоит ей услышать об этом, как она тотчас же…
Я не закончил. Новая ужасная догадка пронзила мой мозг. Почему всемогущая Лола, одно мановение бровей которой являлось в Баварии законом, до сих пор ничего не предприняла? Ей ведь должно быть известно все: это мерзкое дело свершилось прямо в ее собственном дворце! Она была со мной за пять минут до того как… И тут, несмотря на головную боль и затуманенность рассудка, мне все стало ясно как день. Да, Лола все знала: разве не она сама заманила меня в Мюнхен? И вот, не прошло и двадцати четырех часов с нашей встречи, как я уже пал жертвой гнусного, хорошо спланированного заговора. Боже! Неужели это месть за то, что свершилось много лет тому назад, когда я смеялся над ее унижением в Лондоне? Неужели женщина может быть так жестока, так злопамятна и ненавистна? Я не мог в это поверить.
