Пожилая госпожа, будучи в обществе, уверяла, что ей не более сорока лет от роду. Кульковский, хорошо зная, что ей уже за пятьдесят, сказал:
— Можно ей поверить, потому что она больше десяти лет в этом уверяет. [77, с. 184.]
Известный генерал Д. (А. А. фон Девиц) на восьмидесятом году от роду женился на молоденькой и прехорошенькой немке из города Риги. Будучи знаком с Кульковским, писал он к нему из этого города о своей женитьбе, прибавляя при этом:
— Конечно, я уже не могу надеяться иметь наследников.
Кульковский ему отвечал:
— Конечно, не можете надеяться, но всегда должны опасаться, что они будут. [77, с. 185.]
Сам Кульковский часто посещал одну вдову, к которой ходил и один из его приятелей, лишившийся ноги под Очаковом, а потому имевший вместо нее деревяшку.
Когда вдова показалась с плодом, то Кульковский сказал приятелю:
— Смотри, братец, ежели ребенок родится с деревяшкою, то я тебе и другую ногу перешибу. [77, с. 185.]
Двух кокеток, между собою поссорившихся, спросил Кульковский:
— О чем вы бранитесь?
— О честности, — отвечали оне.
— Жаль, что вы взбесились из-за того, чего у вас нет, — сказал он. [77, с. 186.]
Кульковский однажды был на загородной прогулке, в веселой компании молоденьких и красивых девиц. Гуляя полем, они увидали молодого козленка.
— Ах, какой миленький козленок! — закричала одна из девиц. — Посмотрите, Кульковский, у него еще и рогов нет.
— Потому что он еще не женат, — подхватил Кульковский. [77, с. 186.]
Красивая собою и очень веселая девица, разговаривая с Кульковским, между прочим смеялась над многоженством, позволенным магометанам.
— Они бы, сударыня, конечно, с радостью согласились иметь по одной жене, если бы все женщины были такие, как вы, — сказал ей Кульковский. [77, с. 187.]
При всей красоте своей и миловидности девица эта была очень худощава, поэтому и спрашивали Кульковского:
— Что привязало его к такой сухопарой и разве не мог он найти пополнее?
— Это правда, она худощава, — отвечал он, — но ведь от этого я ближе к ее сердцу и тем короче туда дорога. [77, с. 188.]
Молодая и хорошенькая собою дама на бале у герцога Бирона сказала во время разговоров о дамских нарядах:
— Нынче все стало так дорого, что скоро нам придется ходить нагими.
— Ах, сударыня! — подхватил Кульковский, — это было бы самым лучшим нарядом. [77, с. 186.]
На параде, во время смотра войск, при бывшей тесноте, мошенник, поместившись за Кульковским, отрезал пуговицы с его кафтана. Кульковский, заметив это и улучив время, отрезал у вора ухо.
