В этом случае парадоксальное словоупотребление становится оправданным, а смысл предложений приобретает свое истинное значение: "Теперь меня там нет. Об этом думать страшно (опасно). Но было бы страшней (опасней) изображать барана, дрожать, но раздражать на склоне дней тирана".
Еще больше вопросов при прочтении вызывают следующие строки стихотворения:
(…) Ну что ж! на все свои законы: я не любил жлобства, не целовал иконы, и на одном мосту чугунный лик Горгоны казался в тех краях мне самым честным ликом.
Зато столкнувшись с ним теперь, в его великом варьянте, я своим не подавился криком и не окаменел. Я слышу Музы лепет. Я чувствую нутром, как Парка нитку треплет: мой углекислый вздох пока что в вышних терпят.
О каком "великом варьянте" лика Медузы Горгоны говорится в стихотворении? В ряде работ высказывается предположение о том, что это лик чужбины. Что ж, вполне возможно, но уж слишком неопределенно.
Попробуем проанализировать это словосочетание с учетом значений окружающей его лексики. Чугунный лик Медузы Горгоны на решетке 1-го Инженерного моста в Ленинграде казался поэту самым честным ликом, вероятно, потому, что все вокруг было пронизано ложью, прикрытой прекраснодушными масками, и только безобразная внешность Медузы честно, без какого бы то ни было лицемерия, отражала ее сущность.
Словосочетание "великий варьянт" в следующем предложении соотносится, скорее всего, не с Горгоной, а со словосочетанием "честный лик", за которым оно непосредственно и следует. "Великий варьянт" "честного лика", с которым столкнулся поэт, покинув родину ("теперь"), ошеломил его (согласно словарю "окаменеть" в значении длительного действия означает "стать безучастным ко всему, утратить способность к проявлению каких-либо чувств (от сильного потрясения)").
Что же скрывается за словосочетанием "честный лик"? Тяготы изгнания? Может быть. Однако эпитет "честный" по отношению к жизни в изгнании неприемлем: жизнь в изгнании может быть суровой, трудной, тяжелой, невыносимой, но никак не честной. Потрясение, которое испытывает поэт, тоже не могло быть вызвано условиями жизни на чужбине, потому что вряд ли до отъезда Бродский представлял свою жизнь в эмиграции безоблачной. Ни с какими неизвестными ранее трудностями, во всяком случае, способными ошеломить до "крика", не мог он столкнуться после отъезда.
Крик, которым чуть не подавился поэт, тоже, кстати, показателен в этом отношении. Подавиться можно только от сильного крика; стоном (например, когда человек отчаялся) подавиться трудно. А сильный крик может быть вызван, если не физической болью, то чувством глубокого возмущения.
