Сергей и впрямь был очень недурен собой: блондин с пронзительными голубыми глазами, полными безмятежности, он пользовался бешеным вниманием женщин. Валечка не сомневалась в том, что он изменяет матери, и даже слышала кое-какие разговоры по этому поводу краем уха, но намекнуть Маргарите Константиновне не решалась, потому что видела – мать до сих пор от него без ума.
К сожалению, кроме чрезмерной любви к женскому полу, у Сергея имелись и другие недостатки. Он был не дурак выпить и частенько посещал заведения, где с легкостью просаживал пять – десять тысяч рублей. По возвращении домой разводил руками, вскидывал на Маргариту Константиновну невинные голубые глаза и, хлопая густыми длинными ресницами, ответствовал ей, что бес-де попутал и больше такого не повторится. Но повторялось же…
Маргарита Константиновна впитывала эти «извини» как губка и, к удивлению Валечки, прощала Сереженьке эти нешуточные суммы, которые серьезно сказывались на их и без того куцем бюджете.
А однажды на Валечкином дне рождения – тогда ей исполнилось девятнадцать – Сереженька вдруг ни с того ни с сего попросил падчерицу на «личный разговор». Валечка услышала, что она, оказывается, повзрослела и даже он на нее начал засматриваться. Наверное, Сереженька видел в своих словах комплимент для девушки, но Валечка – особенно после того, как тот попытался заключить ее в пьяные объятия, – старательно избегала возможности остаться с ним наедине.
После поступления в институт Валечка всеми правдами и неправдами выбила себе место в общежитии, а когда начала работать и вылетела из института, сняла квартиру в Москве. Маргарита Константиновна, далекая от истинных причин поведения дочери, предположила, что у той появился молодой человек – что в общем-то соответствовало действительности, – поэтому возражать не стала, хотя некоторое время звонила Валечке с мольбами не тратить деньги на всякую ерунду и вернуться домой.
Но Валечка не вернулась. То ли оттого, что не могла больше смотреть на то, как Сереженька делает из ее матери полную идиотку, то ли потому что искренне считала: с ее отъездом их семейная жизнь наладится или, по крайней мере, не ухудшится.
Теперь, глядя на мать, опустившуюся и старую, Валечка понимала, что ошибалась в своих прогнозах.
Сереженька ли, усталость ли или все вместе – загоняли Маргариту Константиновну в яму, которая называется моральной старостью. Еще месяц назад ее мать выглядела вполне цветущей женщиной, пусть и не молодой, но моложавой, а теперь? Теперь на нее было страшно взглянуть. Валечка смотрела на маму и пыталась понять: долго ли та прихорашивалась перед зеркалом в прошлом месяце, чтобы показать дочери, что у нее все хорошо?
