Форточка с видом на одиночество | страница 49
С тех пор ни одно поколение ростовчан назначало встречи, приглашало на свидания, томилось в ожидании возлюбленных здесь, у памятника – «под яйцами».
Как-то оказавшись неподалеку от памятника Юрию Долгорукому в Москве на Тверской, я специально подошел поближе. Из чистого любопытства. Как и предполагалось: вторичность первичных половых признаков очевидна. Наудачу скульпторам Юрий Долгорукий по уважительной причине не смог присутствовать на открытии монумента в его честь и внести необходимые коррективы.
А вот статуя Пегаса во дворе ростовского Союза писателей и вовсе без яиц. Хотя, будь у нее такие яйца, как у буденновского скакуна, не знаю, как насчет вдохновения, но крылья бы не пригодились точно.
Как-то я в очередной раз прилетел из Москвы в Ростов. Мама сказала:
– Лолка прислала тебе из Америки золотой магендовид, а мы подарим тебе цепочку.
Я говорю:
– Какая-то она новорусская, хоть и с магендовидом.
А папа взял меня за руку:
– Возьми, – говорит. – Там бабушкины зубы, мои зубы и наши с мамой обручальные кольца.
Вот так. Почувствуйте дыхание Освенцима!
Я понял, что не могу не носить эту цепочку, в которой все в прямом смысле переплавилось. Есть в этом какая-то драматургия. Хотя к семейным реликвиям я отношусь без должного пиетета. Особенно к столовому серебру. Когда вижу слизанные кончики ложек… Пусть даже ртами моих бабушек и прабабушек… Аппетита это не прибавляет. Лучше все переплавить: вилки, зубы, кольца…
Как переплавляется одно поколение в другое, смерть в жизнь.
Вот только думаю: кому пригодится моя металлокерамика?
Так мы плавно подъехали к кладбищу. Ростовское кладбище – самое большое в Европе. (И нам, ростовчанам, есть чем гордиться!) Тут вы воочию убедитесь в том, что не только жить, но и умирать можно на широкую ногу. Здесь легко отыскать памятники ничуть не хуже тех, что стоят в центре города. Хотя, как мне кажется, пафос на кладбище не очень уместен.
Сюда лучше приезжать весной или летом, как на природу. Деревья уже зеленые, пахнет акацией и жасмином, щебечут птички и как-то очень покойно.
– Когда я умру, посадишь на моей могиле акацию, – сказал мне папа. – Мне нравится этот запах.
– Ты думаешь, будешь лежать там и нюхать? – поразился я его наивности.
Если есть тот свет, думаю, там должны цвести акации. Как в Ростове.
Ростов состоит как бы из двух городов: собственно Ростова и армянского Нахичевани. Из всего Нахичевани я знал только одного армянина – Колю Николаева. Правда, наполовину ассирийца. Однажды я вручил ему на день рождения коробку подарочного мыла исключительно из-за того, что на ней было написано «МЫЛО ИЗ НИКОЛАЕВА». Коля того стоил.