Он непонимающе смотрел на жену.
— Я бы не оставил ему другого выхода.
Джорджи покачала головой.
— В таком случае я рада, что Никки не девочка.
— Возможно, в следующий раз у нас будет девочка.
Джорджи побледнела.
— Что ты сказал?
Анголос иронично приподнял брови.
— Неужели ты хочешь, чтобы Никки был единственным ребенком в семье?
— Я?! — Джорджи задыхалась от негодования. — Да как ты смеешь говорить мне подобные вещи?! Не смей шантажировать меня таким образом!
— Думаешь, это моральный шантаж? – усмехнулся Анголос.
— Не смотри на меня как невинный младенец. Я видела и более опытных волков в овечьей шкуре.
— На самом деле волки не так уж плохи. Ты знаешь, что они находят себе пару один раз и на всю жизнь? — спросил он неожиданно.
— Я им сочувствую, — парировала Джорджи. — Но речь сейчас не об этом.
— Значит, ты не хочешь второго ребенка? — допытывался Анголос, с любопытством смотря в глаза жены.
Джорджи закрыла глаза; вопрос поставил ее в тупик.
— Это не важно... — сказала она.
— А я думаю, еще как важно, — перебил ее Анголос.
— Сейчас слишком рано... — Она неожиданно запнулась и заглянула ему в глаза. — А ты хочешь ребенка?
— Если я скажу «да», это что-то изменит?
Джорджи пришлось собрать всю свою волю в кулак, чтобы сказать:
— Думаешь, я поверю, что тебя интересуют мои чувства? Давай не будем строить воздушные замки...
Анголос не дал ей договорить.
— Сейчас я подойду к тебе ближе, — произнес он бархатным тоном и сделал шаг вперед.
Джорджи инстинктивно отступила на два шага назад. Губы ее приоткрылись, когда она увидела его ироничную улыбку.
— У меня нет настроения играть с тобой в глупые игры.
— Я и не пытаюсь играть с тобой, Джорджетт. Я знаю, ты хочешь меня. И мы оба знаем это.
Она взорвалась:
— А знаешь ли ты, какую боль причинил мне? И если я снова окажусь с тобой в одной постели, сомневаюсь, что эта боль исчезнет. Возможно, ты и прав, Анголос. Я хочу тебя. — Джорджи увидела победоносный блеск в его глазах. — Да, когда ты рядом, я теряю голову. Но я никогда не забуду, сколько боли ты мне причинил.
Тишина, возникшая в комнате, стала почти осязаемой.
— Это касается нас обоих.
Пораженная, Джорджи спросила:
— Я сделала тебе больно? Когда?
Анголос отвернулся.
— Мне кажется, сейчас не стоит вспоминать все плохое между нами.
Он понимал, что могло толкнуть Джорджи в объятия другою мужчины: она чувствовала себя одиноко в чужой стране. Он был слишком занят на работе, чтобы уделять ей внимание. Он понимал, но простить не мог.
