Для Круппа это было продолжавшимся двенадцать месяцев кошмаром. Первые сотрясения застали его в тот момент, когда он передвигал фабрику. Его новые партнеры не без оснований указали, что каморка для этих целей не годится. Даже если бы удалось изготовить много стали, он ничего бы не мог с ней делать – формирование крупных слитков требовало гораздо большего, чем мускулы человека, поэтому он построил металлургический завод на семейном участке земли у небольшого эссенского ручья и подсоединил его водяное колесо к молоту с силой удара в 450 фунтов. Тем временем оптовая торговля чахла. Его необразованная жена не могла быть ему помощницей, да к тому же была во второй раз беременна; 26 апреля она родила их первого сына, который в присутствии Кехелей в качестве крестных отцов был окрещен Альфридом в память легендарного героя Эссена. (Он оставался Альфридом до своей первой поездки в Англию в 1839 году, где в приступе англофилии изменил это имя на Альфреда. Однако, во избежание путаницы, мы сразу будем называть его Альфредом.) Вхолостую работая с новым молотом, видя, как потеют над вагранками пожилые Кехели, и каждый вечер возвращаясь в стены города к скучным занятиям бухгалтерским учетом, молодой отец на протяжении всей осени совершал грубые ошибки. Будем снисходительны: надо признать, что беды Фридриха не целиком исходили от него самого. Кому-то надо было сделать первый шаг к высококачественной стали, и ему приходилось платить цену первооткрывателя. Да, его мотивы не лишены эгоизма – он жаждал наполеоновского золота, – вдобавок имел замечательный талант ухудшать и без того плохие ситуации. Хотя для последующих поколений немцев его изображали как человека дальновидного, на самом деле он постоянно попадал впросак, читая знамения истории, и на исходе года допустил ошеломляющий просчет. С момента смерти бабушки он все колебался – следует ли сотрудничать с французами. И вот он бросился головой в воду, поклявшись в верности Наполеону – как раз тогда, когда великая армия императора угодила в снега России.
В коллаборационизме, как и в других формах быстрого падения, невозможно остановиться; побеждает инерция. Клятва Фридриха была только началом. Он вошел в состав правительства в качестве члена городского совета, поднял трехцветный французский флаг, надзирал за расквартированием французских войск в домах Эссена и ссужал деньги двум французским оружейникам. К концу апреля он стал адъютантом 1-го эссенского оборонительного батальона. Романтика здесь весьма призрачная: адъютант всегда «крайний», он обречен на грязную работу. Когда той осенью пруссаки преследовали уцелевших солдат великой армии, изнуренные остатки наполеоновской армии попытались создать последнее укрепление на Рейне, и Круппа заставили работать лопатой, роя для них окопы. В нашем менее прощающем веке такое поведение означало бы конец карьеры и, возможно, виселицу. Но тогда национализм был менее серьезным. Хотя и было несколько восстаний против правления в Руре французов, трудно сказать, на чьей стороне должна была быть лояльность Фридриха. Единственным местным правителем, которого он знал, была последняя настоятельница, а он был протестантом. Германии не существовало; прусские солдаты были почти такими же чужими, как парижане. Соседи Круппа, по-видимому, склонялись к тому, чтобы придерживаться принципа «кто старое помянет, тому глаз вон», а прусские офицеры проявляли терпимость. Круппу было даже разрешено остаться в городском правительстве.
